Странный дом, Нимфетки и другие истории (сборник)
Шрифт:
– Кого его? – не понял Джоб.
– Барона! Он сам встал из этого ящика и протянул мне картину!
– Не может быть! – Джоб решил, что над ним подшучивают. – Барон тогда не отходил от меня ни на секунду…
– М-да… возможно, тот был лишь очень похож на него… – Марк задумался. – Он был в другой одежде, такую сейчас почти не носят… Да, я бы многое отдал, чтоб узнать все об этом.
– Теперь уже его нет… – Джоб задумался. – Он ушел с этой картиной. Куда же?
– Ушел и ушел, что вспоминать былое…
– А все же он был добрый хозяин, – заметил Джоб. – Мы с ним ладили…
– Все этот проклятый дом! – воскликнул Ранок, опорожняя свой бокал.
– Да этот странный дом… Что же
– Теперь это и не узнать, – сухо заметил Рапок.
– Очень жаль! Мы многое узнаем слишком поздно…
Приятели переглянулись и на несколько минут важно замолчали.
Челябинск-Чебаркуль, март 1992; январь 1996 г.;
осень 2005 г.
Cмерть музыканта
Памяти Олега Малкова
Каждый пред Богом наг. / Жалок, наг и убог.
В каждой музыке – Бах,/ В каждом из нас Бог…
Ибо вечность – богам, /Бренность – удел быков…
Детство
Он стоял возле водосточной трубы, изогнутой как фагот, и рукою сбивал порыжевшие сосульки, выглядывавшие из нее. К нему подошел Музыкантик и, немного постояв рядом, вежливо спросил: «Что ты делаешь?». Сказочник, знавший Музыкантика с детства и учившийся пару лет с ним в одном классе, нехотя ответил: «Я кую лед!».
– Можно я тебе помогу? – предложил Музыкантик.
– А ты умеешь ковать лед? – удивился мальчик.
– Я научусь, – замешкался Музыкантик. – Ты научишь меня…
– Я не учитель, я сказочник, – заметил Сказочник. – Впрочем, давай! C тобой будет не так скучно…
– Я тоже люблю сказки, и еще анекдоты.
– Да я и смотрю, ты у нас умник, – усмехнулся Сказочник. – Только что-то ты молчишь все уроки…
– А я не глупее тебе, – заметил Музыкантик, – просто учусь на трояки. В школе у нас объясняют плохо.
– Таким, как ты, и объяснять ничего не надо, как наша Вера Васильевна говорит! Все так поймете – лет через десять.
– Так что – играем вместе? – уточнил будущий музыкант.
– Ладно, играем вместе, только, чур, не надоедать! – решил будущий писатель.
– Не буду, а ты, если что…
– Вообще-то я всегда играю один, так интересней, – пояснил ситуацию Сказочник.
– Одному скучно, – улыбнулся Музыкантик.
– Мне весело, – был ответ.
Дети немного постояли рядом, по-очереди сбили все оставшиеся сосульки и разошлись по домам; каждого звала его судьба… Снова сошлись мальчики в конце третьего класса, когда надо было готовить выпускной праздник для четырех классов начальной школы. Музыкантика определили в группу поддержки основной группе выступающих от класса, где в числе танцующих девочек и поющего дуэта Любы-Лены солировал и наш Сказочник с чтением патриотического стихотворения о дедушке Ленине и счастливом детстве октябрят. Сказочник заканчивал первый этап школьной жизни на одни пятерки, а Музыкантик с трудом вышел в конце года на «хороший» аттестат. Но они вновь почувствовали потребность друг в друге, к тому же и жили неподалеку.
В апреле Музыкантик побывал дома у Сказочника и поразился тому миру, который существовал в комнате друга и который открылся его изумленным глазам. Сказочник чувствовал потребность в настоящем друге, и Музыкантик давно этого хотел. У Сказочника не было отдельной комнаты, а был лишь угол, отгороженный от единственной комнаты квартиры старым тяжелым шифоньером. Там стоял огромный диван, пять не распакованных книжных полок, образующих стол, на котором располагалось пластилиновое Царство из вылепленных Сказочником человечков, ящик с игрушками, вот, пожалуй, и все… Но для Музыкантика, не видевшего у себя дома ничего, кроме узкой
Музыкантик заворожено следил, как разыгравшийся Сказочник устраивал грандиозные битвы на импровизированном столе, казнил своих пластилиновых подданных, а потом подстраивал им пышные проводы в лучший мир, откуда они, правда, все возвращались с залепленными ранами и приставленными головами, но с другими именами и иными характерами. Музыкантик с ужасом наблюдал, как в руках неукротимого создателя оживают пластилиновые люди и начинают говорить, двигаться и чувствовать, но при этом неуклонно приближаться к уготованной им гибели. Иногда он просил Сказочника подарить ему одного из понравившихся слепленных героев или хотя бы не убивать его, но тот не слушал друга, продолжая свою игру в жестокую жизнь. В этот момент Сказочник как будто держал в руках весь мир, он чувствовал себя в эти минуты Вседержителем… С течением лет дети нечасто встречались вне школы и мало разговаривали между собой, но уже ощутили какую-то странную нить, стянувшую их души.
В школе они почти не общались, так как каждый вынужден был мириться с отведенной ему ролью – круглого отличника и скромного тихони. И выход за рамки этой навязанной роли никем бы из окружающих не приветствовался. Встречаясь, ребята никогда не говорили о школьных делах, у них имелись другие темы. В эти годы оба пережили глупую влюбленность в одну и ту же девчонку-одноклассницу, но это не сблизило и не отдалило их. Сказочник продолжал разыгрывать уже прочитанные, а не выдуманные, как прежде, сюжеты в своем воображении, а не на пластилиновом Столе. Музыкантик же взял в свои слабые руки нежную гитару и потихоньку играл на ней по вечерам, подумывая о несовершенстве современного мира. Он в это время стал слушать различные гитарные напевы, и это как-то мирило его с окружающим равнодушным миром.
Выпускной бал застал друзей на разных этапах жизненного пути: Сказочник свято верил в собственный светлый путь, Музыкантик не очень представлял себе, что будет с ним дальше. На выпускном бале в школе все чествовали Сказочника, закончившего школу на одни «пятерки», a тихого Музыкантика в суматохе как-то даже забыли поздравить. «Жизнь не проживешь на „пятерку“», – подумал погрустневший Музыкант, пока радостный Сказочник глупо барахтался в руках лживой старушки-славы.
Юность
Их юность проходила разновременно. Пока Музыкантик в тяжелых кирзовых сапогах два года топтал землю родной Отчизны, Сказочник умственно рос в Билибинском университете. И там он был почти на первых ролях, разнообразя скучные зубрежки и чудные ночные чтения произведений наших и зарубежных классиков походами «по пиву» и дружескими студенческими попойками, устраиваемыми чуть ли не через день.
Музыкант попал в строй-роту на какую-то отделенную «точку» в Бурятии. Армия тяготила его, служил он крайне неохотно. По целым дням Музыкант уныло копал лопатой (главным боевым оружием) какие-то никому не нужные рвы и окопы, выполнял бессмысленные указания глуповатых командиров, отжимался и подтягивался. Приходя в казарму, Музыкант, усталый и внутренне опустошенный, даже и не пытался брать в огрубевшие руки расстроенную гитару с непристойными наклейками на корпусе, которая неизменно присутствовала в месте солдатского отдыха. С сослуживцами он общался мало, перед «дедами» не выслуживался, но и за себя умел при случае постоять. Но «брызнул свет – и мрак исчезнул». В захудалой армейской библиотеке Музыкант раскопал новенький, по-видимому, ни разу не раскрытый до этого экземпляр «Евгения Онегина». Музыкантик смутно помнил что-то отрывочное из этого романа Пушкина, бегло прочитанного в детские годы и отчасти усвоенного в рамках школьной программы. То, что понял он, заново открыв Пушкина, потрясло и очаровало его.