Страшные сказки Бретани
Шрифт:
— Ты же любишь его, разве нет?
— Люблю, — вздохнула она, опуская голову и несколько смягчаясь. — И ношу под сердцем его дитя. Я выйду замуж, если выберусь отсюда и очнусь…
— Непременно очнёшься! — заверил её Портос.
— … и надеюсь, Леон будет рад возможности растить своего ребёнка, быть для него настоящим отцом, а не таким, каким были вы.
— Продолжаешь меня упрекать? — вздохнул мушкетёр. — Воистину, в теб упрямства больше, чем во мне, Леоне и Анжелике, вместе взятых!
— Но если у меня будет мальчик, Леон наверняка захочет назвать его Исааком, в вашу честь, а
— За это ты можешь не переживать, — ответил Портос. — У тебя родится девочка.
— Откуда вы знаете? — она снова нахмурилась.
— Знаю, — он склонил голову.
— А может, вы и всю её будущую судьбу знаете? — от мысли, что вся жизнь её дочери предрешена, и от её родителей ничего не зависит, Эжени похолодела, но Портос покачал головой.
— Откуда же мне знать? Нам тут порой открываются видения будущего или прошлого, но в них сам чёрт ногу сломит. У вас с Леоном будет дочь, а у меня внучка, и это всё, что мне известно.
— Ладно, — Эжени снова отступила к краю фонтана. — Дети мушкетёров говорили, что мёртвые могут являться к живым во снах. Леон об этом никогда не говорит, но мне кажется, он сильно скучает. Если вы можете, придите к нему и поговорите с ним. Ему нужна ваша поддержка, ведь он лишился всего, что от вас осталось — замка, шпаги, едва не лишился сестры!
— Я и сам собирался к нему прийти! — громыхнул Портос. — После всего, что пережили мои малютки, они заслуживают доброго отеческого слова.
— Хорошо, — она кивнула. — Значит, я могу надеяться, что небеса благосклонны ко мне и Леону. Наверное, мне пора уходить?
— Смотри, не споткнись на пороге райских врат! — хохотнул на прощание Портос. Похоже, посмертие смягчило его буйный нрав, и все упрёки Эжени он воспринял как должное, хотя на земле взорвался бы и начал спорить. Девушка опустила ресницы и ощутила, как мир вокруг неё растворяется, погружаясь в небытие, плавно тают стены домов, исчезает за стеной воды фонтан, расплывается громадная фигура Портоса, и перед глазами медленно проявляются очертания её спальни. Было уже темно, на прикроватном столике горела свеча, и её дрожащий золотой свет озарял комнату. Эжени лежала в постели, заботливо укрытая одеялом, а неподалёку в кресле дремал, уронив голову на грудь, Леон дю Валлон.
— Леон, — шёпотом позвала она. Сын Портоса вздрогнул, вскинулся, дико озираясь, потом взглянул на неё и, соскользнув с кресла, упал на колени рядом с кроватью.
— Эжени! Ты очнулась! Благодарю тебя, Господи, — в его голосе звучали с трудом сдерживаемые слёзы. Эжени сжала его руку и заставила себя улыбнуться, хотя всё тело нестерпимо болело, голова снова кружилась, а из-за жуткой слабости она с трудом могла говорить.
— Как Анжелика?
— Жива и невредима. Она сидела у твоей постели и только недавно вышла, — его голубые глаза ярко блестели. — Ты спасла ей жизнь!
— И отдала за это всю свою магию, — Эжени знала, что говорит правду: ощущение волшебства покинуло её, ушло безвозвратно, оставив после себя чувство сосущей пустоты, которую ничто не в силах заполнить. — Я теперь не колдунья и никогда больше не буду. Я лишилась магии, но приобрела взамен кое-что другое.
Она сделала глубокий вдох
— Леон, я беременна. У нас будет ребёнок.
И Эжени обессиленно откинулась на подушку, чувствуя, как Леон отбрасывает одеяло и прижимается лицом к её животу, как его тело вздрагивает от беззвучных рыданий, а её рубашка становится мокрой от слёз.
Глава XLV. Пока ещё жива Бретань
В спальне Эжени де Сен-Мартен было тихо и сумрачно — слабый свет исходил только от свечи, стоявшей на столике возле кровати, а единственным звуком, раздававшимся в тишине, было хриплое и прерывистое дыхание Леона. Он плакал совершенно беззвучно — Эжени не слышала его всхлипываний, лишь ощущала дрожь, волнами пробегавшую по его телу. Она лежала, уставившись в полумрак потолка, и терпеливо ждала, когда дыхание бывшего капитана станет более ровным. Наконец он как будто бы успокоился, и она опустила руку на его макушку, осторожно провела пальцами по жёстким светлым волосам, погладила Леона по шее, чувствуя, как он вздрагивает от каждого прикосновения.
— Надеюсь, это слёзы радости? — спросила Эжени.
— Да… да, конечно, — он высвободился из-под её руки и, отвернувшись, чтобы она не видела его лица, принялся яростно вытирать глаза. Дыхание Леона всё ещё было сбито, и Эжени слышала, как дрожит его голос. — Просто… я этого никак не ожидал. Ты пила какие-то свои зелья, и я думал, ты не хочешь…
— Я и не хотела, — вздохнула Эжени. — Никогда не представляла себя матерью. Но потом я подумала, как ты будешь счастлив стать отцом… а Корнелия уже мертва и не сможет причинить нашему ребёнку вред. Кроме того, я лишилась магии и теперь должна немедленно заполнить эту пустоту чем-то новым. Почему бы и не ребёнком?
— Я прочёл твоё письмо, — в голосе Леона неожиданно зазвучали обвиняющие нотки, он повернулся, и Эжени увидела, как гневно блестят его глаза. — Ты хотела уехать! Бросить меня, нас всех и уплыть в Англию!
— Ты знаешь, почему я должна была так поступить! — вскинулась Эжени. — Если прочёл письмо, то знаешь… кстати, как ты его нашёл?
— Я искал в библиотеке хоть что-то, что может тебе помочь, — угрюмо ответил он. — Ты не приходила в себя с тех самых пор, как исцелила Анжелику. Мы отвезли тебя домой, уложили в постель, Анжелика и Сюзанна хлопотали над тобой, а я пытался найти способ привести тебя в чувство. Рылся среди книг, увидел между них конверт, адресованный мне, достал его, стал читать… — Леон замолчал и с упрёком посмотрел на Эжени.
— Ты знаешь, почему я собиралась уехать, — вздохнула она. — Корнелия не оставила бы вас в покое, пока я была рядом. Если бы я уплыла в Англию, она отправилась бы за мной, и вы все были бы в безопасности. И моя мать, и Сюзанна, и все здешние жители. Иначе она бы не остановилась, пока не отняла бы у меня всё, что мне дорого!
— Если бы ты уехала, как намеревалась, никто на свете не спас бы Анжелику, — ответил Леон. — Она так и осталась бы лежать на дороге с переломанными костями, — его голос снова дрогнул.