Страшные сказки Бретани
Шрифт:
Эжени де Сен-Мартен, как и думал сын Портоса, была любима слугами, но на ней, при её молодости и, в общем-то, привлекательной внешности, лежала печать одиночества. Несомненно, была причина тому, что в её возрасте (насколько мог судить Леон, ей было чуть за двадцать) Эжени ещё не нашла жениха, и дело здесь было не только в весьма скромном приданом. Бомани наотрез отказывался болтать про хозяйку, Сюзанна, наоборот, любила посплетничать, но все её рассказы сводились к тому, что Эжени «с детства была со странностями», «не очень-то и хотела замуж» и вообще «даже думала в монахини податься». Представив свою новую госпожу в чёрной рясе, с головой, покрытой платком, Леон подумал,
При их редких встречах Эжени была неизменно грустна, задумчива и вежлива. А ещё она казалась преисполненной сосредоточенности и постоянно преследующей какую-то цель. Леон невольно подумал, что девушка, настолько погружённая в свои мысли, вряд ли вызовет страсть у мужчины, ведь она совсем не обращает на него внимания. Впрочем, через несколько дней покоя, когда Леону пришла пора показать, на что он способен, Эжени раскрылась совсем с другой стороны.
Всё началось утром, когда редкие солнечные лучи разрезали-таки серую ткань облаков, затянувшую небо, и упали в окно столовой, слабо осветив комнату. Эжени и Леон в кои-то веки завтракали вместе, и бывший капитан искоса наблюдал, как девушка разрезает жареную курятину и один за одним отправляет куски в рот. Еду готовила Сюзанна, и Леон не мог не признать, что она отлично справляется со своим делом, но мясо птицы в этот раз было суховатым. Эжени не притрагивалась к вину, вместо этого пытаясь смягчить сухость курицы каким-то травяным чаем. Неловкое молчание, повисшее над столом, прервала Сюзанна, вихрем влетевшая в комнату.
— Госпожа Эжени! — она сделала быстрый книксен и подбежала к столу. Светлые кудри выбивались из-под чепчика, щёки разрумянились, на лице блестели бисеринки пота, а грудь под зелёным платьем вздымалась от быстрого бега, и Леон поспешно отвёл глаза. — Там… в деревне… такое! У Жиля Тома козёл… взбесился! Говорят даже, он… одержим!
Последнее слово она произнесла громким шёпотом. Эжени чуть вздрогнула и замерла, не донеся до рта вилку с наколотым на неё кусочком курицы.
— Одержим? Так, Сюзанна, успокойся и расскажи подробнее.
— Это вчера вечером случилось, — торопливо заговорила служанка, шумно переводя дыхание. — Мне сегодня утром рассказала Эмма Мерсье, а ей — её сестра, Лили. Вы же знаете Жиля Тома? Пастух, у него жена, дочка и сын-красавец… правда, сына вот уже неделю нигде не видели, — быстро прибавила она. — Говорят, он уехал, лучшей жизни искать… Так вот, у Жиля козы есть и один козёл — большой, чёрный, рогатый, ну прямо сам дьявол! — Сюзанна поспешно перекрестилась. — И вчера вечером зашёл Жиль, как обычно, в стойло, коз проверить, а этот чёрный козёл на него как бросится! И рогами прямо в сердце целился! Жиль как-то исхитрился извернуться, так козёл ему руку рогом пропорол! Жиль, понятное дело, в крик, кинулся в дом, за ружьём, а козёл — за ним. Он выстрелил, но только промахнулся, а козёл сбежал.
— Куда сбежал? — Эжени слушала этот рассказ очень внимательно, в отличие от Леона, который не мог сдержать снисходительной усмешки.
— Не знаю, в лес, наверное… — Сюзанна несколько растерялась от неожиданного вопроса. — И бегает там где-то на свободе! Главное, козёл-то тихий был, смирный, даром что чёрный. А тут в него словно дьявол вселился! — она снова перекрестилась, и тут уже Леон не смог скрыть смешок. Обе девушки посмотрели на него: Эжени — задумчиво, Сюзанна — укоризненно.
— Не верите, господин Лебренн? Поживите в наших краях больше, вы ещё и не такое увидите!
— Простите, но я не верю в одержимость, — сказал Леон, начиная сердиться. — То, что козёл взбесился — вполне возможно. Наверняка
— Сначала надо поговорить с Жилем Тома и его семьёй.
— А если козёл, пока мы говорим, проткнёт рогом кого-нибудь ещё?
— В деревне слухи расползаются быстро, так что все жители уже, можно считать, предупреждены. А разговор с пастухом не займёт много времени. Если это и правда какая-нибудь болезнь, то козла либо застрелят, либо его растерзают дикие звери — если он убежал в лес.
— Только если он одержим, он сам кого угодно убьёт, — дрожащим голосом вставила Сюзанна, и Леон поймал себя на том, что раздражённо закатывает глаза.
***
«Раньше я ловил государственных преступников, а теперь охочусь на козлов, в которых будто бы вселился дьявол», — высмеивал самого себя Леон, пока они с Эжени скакали к деревне. Он сидел на своей вороной кобыле, его спутница — на своём светло-сером жеребце, которого, как успел узнать Леон, звали Ланселот. Всего на конюшне, кроме его кобылы, было четыре лошади, двух из которых впрягали в повозку, оставшиеся две предназначались для верховой езды. Ланселот раньше принадлежал матери Эжени, а вторая верховая лошадь, Моргана — её отцу. Двух других лошадей звали Мерлин и Галахад, и сын Портоса не мог не улыбаться, думая, что эти имена придумала Эжени, начитавшись легенд о рыцарях Круглого стола.
Жиль Тома, плечистый рослый мужчина средних лет, был довольно зажиточным крестьянином, и дом его, как и он сам, выглядел крепким и твёрдо стоящим на земле. Приезду молодой госпожи крестьянин явно не был рад, отвечал, глядя в землю, и постоянно почёсывал густую чёрную бороду здоровой левой рукой — правая у него висела на перевязи. Он пересказал историю про козла, в общих чертах повторив то, что Эжени и Леон уже знали от Сюзанны, но решительно отверг все подозрения в одержимости.
— Взбесился он, просто взбесился, — Тома исподлобья глядел на девушку. — Непонятно, правда, с чего, но это уж дело десятое. И незачем вам, госпожа, из-за какого-то дурного козла приезжать и расспрашивать, как будто у вас больше дел нету.
— В наших краях приходится обращать внимание на все странные случаи, — на удивление кротко ответила Эжени. — А до этого козёл вёл себя как-то странно? Может, он и раньше на кого-нибудь нападал? Как, кстати, его звали?
— Никак, — крестьянин искренне удивился такому вопросу. — Я своим козам имён не даю, не до того. А что до нападений — не припомню такого.
— В доме последнее время происходили странные случаи? Разбившиеся зеркала, вещи, которые лежали не на своих местах, запах серы? Может, к козам проникал кто-то посторонний?
— Не было ничего, — упрямо повторил Жиль.
— Кто ещё живёт в доме, кроме вас? Ваша жена, дочь и сын, правильно? Кстати, это правда, что ваш сын куда-то пропал? Сбежал из дома, мне говорили.
— Сбежал, — крестьянин весь скривился и здоровой рукой прижал к телу раненую. — Дурак, мальчишка, что с него взять?
— Мальчишка? Сколько ему лет?
— Восемнадцать.
— А вашей дочери, его сестре?
— Розе? Летом шестнадцать исполнилось, — эти расспросы явно были неприятны Жилю. — Филипп решил, что отец ему не указ, вот и ушёл из дома. Хвалился, что до Парижа дойдёт… Только кому он нужен-то в Париже — деревенский пастух? Нет, гордыня в нём взыграла, говорит — не хочу быть как ты, отец, всю жизнь с козами возиться… Дурак, одно слово, дурак!