Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
— Я предлагаю тебе забрать свой факин и выматываться отсюда вместе с ним, к чертовой матери, то есть, к папе! — выпалил Фома.
Она зажгла неуловимый ночник и он увидел удивленное лицо Мири. Ма-а?! И сразу все вспомнил.
«Томбр, блин! Когда же это кончится?» — возопил он небесам.
Мири придвинулась к нему, подозрительно тихая.
— Мне снилась наша свадьба, — сказала она с укором.
— Ты даже не представляешь, как мне это близко! — хмыкнул он. — Мне она даже не снилась, а справлялась!
— Правда?! — обрадовалась Мири. — И что это значит?
—
Мири обиделась, надула губки, потом встрепенулась.
— Я закажу тебе завтрак. И себе, — добавила она, ровно через ту паузу, что допустил он, осмысливая этот поворот. — Завтрак на двоих, романтично?
Бороться с романтикой бесполезно, единственное средство от нее — душ. Фома принял обжигающе холодный, не торопясь, мазохистски.
— Завтрак на столе! — наконец, услышал он. — Увидимся на турнире!
Каким образом, хотел бы он знать, — она тоже наденет доспехи?.. Увидимся! Только у него и дел, как видаться на поединках!..
…Любовь, вдруг пришло ему в голову, совершенно непонятно, с чего и откуда, это идеальность реальности одной части целого в бесконечной сущности…
Что это?.. Что у меня с головой — сны, цитаты, свадьбы!.. Как кубик Рубика, в жизни не сложить, а как отвлечешься — такое сыплется!.. Вот то, что было с ним и Верой — это что, реальная жизнь? И сам засмеялся от такой постановки вопроса. Находится в Хаосе, сражается во имя Ассоциации и все это под эгидой таракана! — какой больной голове взбредет это на Спирали? Где реальная реальность?.. Шрам, во всяком случае, был очень реален, но не менее реален и душ, который он только принял.
Шрам?..
Фома даже вытираться перестал. В голове что-то мелькнуло странной мозаикой и рассыпалось. Он попытался восстановить ее, но картинка капризно разворачивалась совсем в другую сторону, показывая красивый, словно игрушечный, розовый домик с липовой аллеей, ведущей к резному крылечку, с большим лесом вокруг — буколический пейзаж, — или душный бульвар с кафешантаном, или тупо замирала в совершенно бессмысленном наборе деталей и цветов. Остался только шрам, страшный и безобразный, точнее, воспоминание о нем. Что шрам?.. Ну, точно кубик Рубика! Вывалилось!
На столе стоял завтрак, действительно, на двоих, и записка: «Приятного аппетита, рыцарь, хотя мне ты его испортил!..»
29. Тара-Кан, день второй
Трибуны замерли…
Они стояли, окруженные сторожкой тишиной, под тысячами глаз, двадцать смельчаков, дерзнувших на встречу с Милордом.
— Не хотелось бы думать, что название праздненства указывает, в честь кого оно учреждено, — брякнул вдруг Фома. — Было бы дико убивать друг друга из-за какого-то таракана!
Стоящий рядом Доктор почти с ужасом посмотрел на него, но, слава Создателю, раздались фанфары и заглушили последние слова рыжего оракула. Вроде бы.
— Ты что? — прокричал Доктор под вой труб. — Спятил?
Фома пожал плечами и постучал по голове.
— Вываливается!.. Кубик Рубика!
Из-под арки главного входа на арену выехали три герольда с мальчиками помощниками.
После того, как фанфары замолкли, герольды, выкрикнув подобающие церемониалу вступительные слова о славе и величии Милорда, о его милости, благости и прочая, прочая, прочая, и терпеливо выслушав взрыв всеобщего крика нестерпимого счастья, начали представление публике двадцатки счастливцев.
Для этого рыцарей перестроили в две шеренги лицом друг к другу так, что Фома и Доктор снова оказались в разных компаниях. Шум, по мере представления, то нарастал, то стихал. Публика, как девка, капризна и всегда имеет своих фаворитов, своих героев и пасынков.
— Сэр Дерп, рыцарь Нижних Полей!.. — Громкий шум и крики.
— Сэр Троп, рыцарь Радуги!.. — Взрыв оваций, крики.
— Сэр Приш, рыцарь Восточных Отрогов!.. — Жидкие аплодисменты.
И так далее. Дошли и до Фомы, он оказался в списке между рыцарем Душистых Болот и кавалером Заснеженных Вершин, которых знали плохо и встречали соответственно, впрочем, его встретили еще хуже.
— Сэр Томп, рыцарь Белого Ключа, граф Иело!..
Вежливые жидкие аплодисменты, но с какими-то выкриками, которые Фома благоразумно не разобрал. Публика помнила его по вчерашнему бою, но графский титул, единственный среди соискателей, вызывал классовую неприязнь. Доктор тоже считал, что Фома напрасно обозначился титулом, это было слишком опасно, могли начать копать.
«Не успеют! — успокаивал его Фома. — Всего три дня и либо ты тоже поймешь, что это бред, либо мне уже будет все равно. И потом я добыл этот титул не в баре и не в будуаре, вряд ли здесь найдется такой боец, как Скарт!..» Доктор был в этом совсем не уверен…
Потом пошли Вершины, Башни, Мосты…
Черную Башню встретили неистовой бурей оваций и криков.
— Сэр Джу, рыцарь Серебряное Копье!..
Вот к Доктору зрители отнеслись гораздо благосклоннее, потому что любит народ бойцов трех типов: героев, шутов и меланхолических убийц. Доктор шутом не был, а героев было достаточно и без него. Он был типичный меланхолик, по тому, как он сближался с противником, можно было подумать, что он собирается попросить закурить или узнать время, и вдруг — нож под сердце! Публике такое нравится, она любит фокусы, тайны и блатных, которые именно так и убивают. Сэр Джу был сплошная тайна, молчит и убивает, собака!..
Отшумев за Копье, зрители снова грянули криком, да таким, что остальные рыцари закашлялись.
— Сэр Раш, рыцарь Ужас Борбума!..
Что творилось на трибунах!.. Под неистовый вой сэр Раш посмотрел на графа и показал копьем всему честному народу, кто будет его первой жертвой. Сюжет турнира лихо закручивался: уже есть обреченные!.. Вой накрывал вой, Фоме показалось, что арена взлетает, зрители восхищенно орали друг другу, что вчера Ужасу не повезло в общей схватке — бывает! — но сегодня уж он отомстит заносчивому графу.