Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
“Погоди… — он передал кинжал Доктору. — Если что, бросай ему прямо в глаз.” “Почему в глаз?” — удивился педантичный Доктор. “Чтобы шкуру не попортить!..”
Фома был уверен, что аккуратист Доктор так и сделает. Он исчез в коридоре, а вой уже перешел на отдельные истерические взвизгивания. Движения монахов стали резкими и дергающимися, когда к ним, из коридора, присоединился еще один. Он быстро пересек зал, дергаясь и извиваясь всем телом, словно всю жизнь только этим и занимался, и, проходя мимо человека в капюшоне, приставил к его горлу кинжал.
—
Даже последние его слова не возымели никакого действия, плясуны дернулись в сторону своего оружия, но там уже стоял Доктор и приглашающе поводил обнаженным мечом. Было над чем подумать и красные понуро задумались.
— Скажите, любезный, зачем вы хотите убить Мэю? — спросил Фома у капюшона, забирая кинжал.
Сделать это удалось с большим трудом, так как пальцы того закостенели на рукоятке то ли от страха, то ли от транса, в который он себя вогнал ритуалом. Пришлось разгибать каждый палец в отдельности — нежно, как любимой женщине на грани суицида.
— Вот так! — ласково приговаривал Фома, чтобы капюшон не наделал глупостей.
Старческие глаза под этим капюшоном были полны бездны, в которой смерть прекрасный удел.
— Она должна умереть, — мертво сказал монах, когда лишился кинжала.
«Доктор, здесь все помешаны на смерти! Я только и слышу: ты должен умереть, она должна умереть, мы должны умереть!.. Может, витамина, какого не хватает, а? “Жэ”, например?.. Посмотри быстрее, что с ней?» «Это в тебе столько витамина “жэ”, что хочется просто убить тебя или кого-нибудь из твоего окружения!»
Говоря это, Доктор приказал монахам сесть на пол, лицом к стене. Фома с сомнением покачал головой. Кинжал благополучно оказался в его руках и он перебросил его Доктору. «Звучит хорошо, но ответ неправильный! Дело не во мне, в них! Ну же, Док!.. — Он показал на Мэю. — Быстрее!»
И снова обратился к главному:
— А почему она должна умереть, старик?
— Она не должна знать, где хранилище, — глухо, словно из той самой бездны, что мерцала в его глазах, ответил монах. — Никто не должен!
— Выходит, что мы тоже покойники?..
Человек в капюшоне промолчал, но было видно, что он совсем не против такой перспективы и сделал бы для этого все возможное.
Монаха звали Мерил, после гибели ордена и его магистра, мастера Тэна, он возглавлял братство, жалкие крохи которого стояли сейчас вдоль стены. Загремели собираемые дротики и кинжалы, и Доктор, наконец, оказался у стола, на котором лежала Мэя; все оружие монахов и выход из пещеры оставались сзади него и он мог контролировать и пресекать любые действия розовых монахов, находящихся в противоположном углу, на коленях и лицом к стене.
— Если Хрупп узнает, — сказал монах, — то…
— В каком подвале ты сидел, старик, что так отстал от жизни? — перебил его Фома. — Доктор, что там? Не молчи!..
— Хрупп сейчас не у дел, — объяснил он монаху, —
Монах недоверчиво смотрел на него. Фома достал бумаги, о которых позаботился Меркин.
— Это о моем назначении, а это вас должно особенно порадовать, о кругах ваших долбанных!.. Доктор?!
— Каких?
— Розовых, розовых!.. А это указ о восстановлении всех ваших храмов и монастырей, в кратчайшие сроки, причем вашими же силами, что мне абсолютно дико… Док, что с Мэей?..
Мерил, кажется, приходил в себя и внимательно читал указы, сверяя печати, бумагу, титул, потом закрыл глаза и истово — глубоко, носом — вдохнув в себя воздух, прижал руки к груди и так застыл. В любое другое время Фома почувствовал бы себя Гермесом — вестником богов, но сейчас…
Доктор слишком осторожно прохаживался вокруг Мэи, словно не решаясь что-либо предпринять.
— Док, что? — нетерпеливо переспросил он, но тот снова ничего не ответил, принюхиваясь. — Док!!!
— Сейчас, сейчас, погоди!
— Что с Мэей?.. — Фома повернул к себе монаха, забирая бумаги. — Она спит, в трансе, одурманена?
— Она мертва… — Мерил побледнел. — Ее усыпили средством, которое убивает во сне.
Фома со страшной улыбкой прижал кинжал к горлу старика, но Доктор остановил его.
— Где это средство? — спросил он у Мерила. — Дайте мне его!
— Мерил, моли своих богов!.. — Фома надавил на горло кинжалом.
Мерил достал из-за пазухи флакон. Доктор быстро отвернул крышку, осторожно понюхал и достал из своих бесчисленных карманов на поясе другую склянку. Что-то поколдовав, он вколол содержимое обоих пузырьков в руку Мэи. На немой вопрос Фомы он ответил пожатием плеч, мол, ждем.
Фома отнял кинжал от горла и еще раз повертел клинком перед носом монаха.
— Молись, Мерил, чтобы девочка проснулась! — повторил он. — Если эта штука не подействует!..
Он не договорил, следя за Доктором. Тот смешал еще какое-то снадобье и снова вколол. Фоме казалось, что он все делает очень медленно.
Мерил вдруг опустился на колени, сложил руки внизу живота и стал едва заметно раскачиваться, как когда-то Мэя в комнатах Фомы, только она еще поднимала руки на манер молодых деревцев, у которых все ветви вверх. Потом послышались негромкие заунывные и напевные слова молитвы. Остальные монахи тут же подхватили напев канона и вскоре помещение заполнило мощное горловое пение, исполняемое а капелла. Это была молитва о прощении и милости Мэе.
Пение захватило Фому, он потерял счет времени и вообще представление о том, кто он и зачем. Радость и ликование заполнили его в мощном резонансном звучании. И когда молитва закончилась, он с удивлением обнаружил, что все осталось по-прежнему. Мэя недвижно лежала на столе.
Мерил встал. Медленно обошел вокруг стола и вернулся в свой угол. Фома не отрывал от него глаз. Ничего хорошего вид монаха не сулил. Тишина становилась невыносимой. Под рысьим взглядом Фомы Мерил вздохнул и сказал, что они сделали все, что могли.