Страсти по Фоме. Книга 2

Осипов Сергей

— О!.. О!.. О!.. — сдержанно завыли на разные голоса дамы и их кавалеры; одежды на них стали превращаться в жесткие панцири с крыльями и шипами, лапами и клешнями, только что миленькие личики дам растянулись теперь и сплющились в какие-то бесовские рожи и отвратительные хари: двуязыкие! рогатые! многоглазые! — и все тянулись к нему.

— Но сначала познакомимся! — обратился лысый к окружающим, и они приняли прежний вид.

— Итак, мои дорогие, граф Иеломойский, прошу любить за предвкушаемое удовольствие! Кстати, Иеломойя, это

что? Я даже представить себе не могу такую дыру! Где это, граф?

Фома и сам не знал этого, география слоистых реальностей не имела своего Страбона, так как постоянно менялась, к тому же на левой руке у него тяжело висела королева, судя по температуре тела, явно с ледника, что тоже не способствовало ориентации во вселенной.

— Это зависит от того, где я нахожусь, — впервые открыл он рот. — И у кого, пардон за прямоту!

В тишине его слова прозвучали вызывающе.

— А ты еще не понял, невежа?.. — Перед ним появился какой-то тип в длинном и узком фраке, с чем-то неуловимо собачьим в облике. — Ты в гостях у самого лорда Смерти, сира Танатоса!

Ах, вот кто это, вспомнил Фома, и вновь подивился тому, что отсутствует Плутон. Лорд ему не нужен, разговаривать с ним о возвращении, все равно, что просить вернуть деньги «однорукого бандита». Только Плутона можно уговорить на этот почти беспрецедентный шаг.

Фома почтительно склонился.

— Сир, мне ужасно неловко, что отнял у вас время, но я не к вам, и не в гости. Я к хозяину и по делу…

— Настоящий хозяин перед тобой, смертник! — захохотал все тот же вертлявый тип, и вдруг захлебнулся от оплеухи, которую ему влепила ледяная красавица; она оказывается не спала.

— Ваше величество! — ахнул тот. — За что?

— Пошел вон! — деревянным голосом проговорила первая леди, и стала Фоме ближе и теплее.

— Да, Керби, не лез бы ты к моему конфиденту! — подал веский голос и лорд. — Иди на место! — скомандовал он, уже без обиняков.

— И все!.. — Он небрежно хлопнул в ладони. — Все танцуем!..

Пары послушно закружились в подобии вальса, словно включили музыкальную шкатулку. Зрелище было завораживающим, а лица танцующих вдохновенны, но это было вдохновение предстоящего пожирания. Фома с ужасом представил, что его вдруг кто-нибудь пригласит сейчас, закружит и съест.

— А вы, ваше величество, не танцуете? — с надеждой спросил он у своей спутницы, и тут же получил оглушительную оплеуху.

Половина лица стала совершенно отдельной частью тела, неживой, как при местном наркозе у дантиста.

— Ваше величество?! — вскричал он.

— Не обращайте внимания, это нервы! — успокоил его лорд, спускаясь к нему с трона.

А королева, так же молча, оставила Фому со звездопадом в глазах, и пошла по залу, раздавая плюхи направо и налево.

— Никак не может привыкнуть к нашим обычаям, — пояснил Танатос. — Скучает.

— А лечить не пробовали? — поинтересовался Фома, растирая онемевшую щеку.

—

Лечить? — расхохотался Лорд. — Мне говорили, что вы шутник, но вы… х-ха! Нет, лечить не пробовали! От этого не лечат, молодой человек, бесполезно, обычный предвесенний приступ шизофрении, хочет домой, к маме, вот и нервничает, раздваивается…

— Так это Персефона? — догадался Фома. — Я совсем не так её представлял.

— Да-да, Персефона, Прозерпина, мадам Смерть, по совместительству. Я тоже по-другому все это… впрочем, это не важно! — отмахнулся лорд, помолчал, но потом все-таки поделился с Фомой, видимо, наболевшим:

— Ну, скажите на милость, какая она, к чертям собачьим, Смерть? Тем более по совместительству? Полгода там, полгода здесь… разве можно ей доверить такое тонкое дело? Приходится всё самому!..

Лорд, в немногих словах и с похоронным юмором, что так шел ему, рассказал о своей деликатной работе, о её ювелирных нюансах. Никто, понимаете, никто не хочет заниматься этой темой вплотную! Вот и Сам тоже не хочет пачкать руки об огранку, всё на самотёк пускает. Но ведь по своей воле никто здоровый не умрет, надо помогать! Правильно?.. И кто этим будет заниматься? Королева? Пс-с!..

Ее величество скучала здесь до трещин в мозгах и перешла на местную травку из асфоделий, которых здесь было видимо-невидимо, грех не перейти.

Лорд доверительно подхватил графа под руку и повел по залу, рассказывая, что старый хрыч, Плутон то есть, сейчас не у дел. Из ума выжил, знаете ли, слишком стал мягок: продолжает отпускать Персефону черте куда, на целые полгода — и это муж, я вас спрашиваю? Нет, я вас спрашиваю — это сын Самого Времени, папаши Хроноса?!. Где она там шляется? С кем? Что делает?..

Фома не знал, что ответить и уклончиво ухмылялся неотбитой половиной рта, а лорд, тем временем, продолжал, не ожидая, собственно, никакой реакции.

«Сам» Превратил Преисподнюю в проходной двор, прямо музей какой-то бесплатный! То Херакл какой-то ворвется (он так и сказал пренебрежительно выдохнув: Херакл) и всех собак перепугает, то Сизиф выставляет перед всем миром, словно мы лохи позорные здесь, то от какого-то шарманщика и рифмоплета такие слюни разводим, что готовы сами идти куда угодно за ним и его бабой, Эвридикой. А то, вот теперь уже и граф!..

Танатос остановился и демонстративно забил косячок специальной голландской машинкой, но Фома благоразумно отвел глаза, ссылаясь на отсутствие времени.

— Ваше время в моем распоряжении, граф, неужели вы еще не поняли? — усмехнулся лорд. — Но у меня к вам интересное пропозишн…

Предложение, затем последовавшее, несколько озадачило Фому. Карты.

— Карты?!

— Да, покерок, пулечка, на известных вам условиях!..

Фома пристально посмотрел на лорда.

— Вы меня простите, ваша светлость, но насколько это, так сказать… реально? Вы только что пеняли на то, что здесь проходной двор.