Страж
Шрифт:
— Отстань, — пробурчала Элвина, но всё же взяла мясо. Это по-своему было мило. — Спасибо, Тар.
Лия сидела чуть поодаль, вцепившись в кружку с вином, словно в последний кусок прошлого. Волосы слиплись, взгляд обращён в пустоту. Не надо было быть магом или эмпатом, чтобы понять: там, внутри, была буря. Но Лия ни с кем не делилась тем, что творилось у неё на душе.
Рион хмыкнул, подливая себе эля:
— Я думал, хуже гибрида, рвущего тебе плечо, может быть только гибрид, рвущий тебе ногу. Но потом я услышал Хвана, поющего в бане,
— Очень смешно, — буркнул Хван, облокачиваясь на бочку. — Я между прочим, ещё играть на пятиструнке умею. Хочешь, принесу? Видел у Пламенников валяется одна бесхозная…
— Избавь! — взмолился Рион. — Этого я точно не вынесу.
Смех прокатился между нами, сдержанный, усталый. Это было нужно — как вдох.
Пламенники начали петь. Сначала негромко, вспоминая слова, а потом — во весь голос, хрипло, но так, что мороз пробегал по коже. Это были песни не о победе. О потерях. О тех, кто ушёл в огонь и не вернулся. У Пламенников была странная черта — они не боялись смерти, но всегда её оплакивали.
Именно в этот момент — когда вино чуть ударило в голову, когда я почти поверил, что мир на миг оставит нас в покое — рядом оказалась Салине.
Она не села. Просто наклонилась и прошептала мне на ухо:
— Я закончила с анализом твоей крови.
Площадь перед домом коменданта снова была заполнена. Но на этот раз не было уже ни столов, ни бочек, ни песен. В форте царила напряжённая тишина.
Все собрались ради суда. Все взгляды были устремлены на обвиняемого. И звали его Остен Рейвель.
Он стоял на коленях у подножия помоста, скрученный, как сухая ветка. Руки стянуты за спиной, лицо в синяках. Его уже не держали — не нужно было. Он и сам не мог бы встать без посторонней помощи. Охрану тоже приставили для порядка — Два стража и одна Тень.
Я стоял выше — на помосте рядом с Варейном, Салине, Юргом и Старым Лайнером. Ветер играл плащами и мантиями, норовя сорвать с магистра маску.
Варейн поднял руку.
— Форт Элун, — обратился он. — Форт Элун прошёл через ночь, через кровь, через гибель. Он стоял, когда все прочие падали. Стоял, потому что всегда был един.
Пауза. Он смотрел не на меня. Не на Остена. На остатки гарнизона.
— Но враг был внутри. Не только в пещерах и гнёздах. Не только среди гиьридов. Самый страшный враг всегда был рядом с нами. И это предательство стоит больше, чем сотня мертвецов у стен. Потому что тот, кто должен был защищать, ударил в спину.
Варейн шагнул вперёд. Глаза его были темнее стали. Он указал вниз, на Остена.
— Остен Рейвель, сын барона Делмонда Рейвеля. Стажёр Лунных стражей, уже разжалованный в рекруты. У него был шанс вернуть доверие здесь, в Элуне. Ты обвиняешься в попытке убийства сослуживца, нанесение вреда во время боевых действий, и, наконец, за предательство клана и отказ от Клятвы Тени.
Он перевёл взгляд на меня.
— В крови стража Рома — нашего брата по оружию —, был
Я даже не пошевелился, когда все взгляды обратились ко мне.
— Мы знаем, что ты ждал удобного момента, чтобы ударить в спину, Остен Рейвель. Ты был уверен, что гибриды завершат начатое. Ты был удостоен чести начать всё заново, но упустил этот шанс. — Комендант стиснул кулак. — И ты услышишь приговор не по законам Альбигора. Тебя будут судить по закону Диких земель.
Он поднял руку.
— Принесите чашу.
Двое магистров поднялись на помост, неся поднос с большой серебряной чашей. Явно старинной. От нее исходил едкий дым — тёмный, с серо-зеленоватым оттенком.
Я узнал запах. Мы все его знали. Грязный Ноктиум, явно чем-то разбавленный. Стоявшая рядом Элвина охнула.
— Это древняя казнь, — едва слышно прошептала она. — Осквернение грязным Ноктиумом. Так раньше казнили отравителей…
Варейн продолжал:
— Ты лишаешься Тени. — Он кивнул магистру Салине, и та сделала знак рукой. Над кожей Остена мелькнула руна, вспыхнула, и погасла, как сломанный светильник. Остен охнул. — Ты больше не рекрут. Не член клана Лунорождённых и не член семьи Рейвель. Отныне ты — изгнанник. Отравитель и убийца.
Остен поднял голову. Лицо его дернулось. Он, похоже, до этого момента не верил, что всё это правда.
— Я… — прохрипел он. — Я не… Это…
— Ты выпьешь свою чашу, — произнёс Варейн. — Яд за яд.
— Нет! Подождите! Это… это не я… — Он задёргался, заметался так отчаянно, что стражам пришлось схватить его крепче. — Это барон! Это барон Артан! Он дал мне приказ! Он сказал, что… если я… то…
— Тихо, — сказал Юрг. — Ты опоздал с признаниями.
— Это Артан мне приказал! Он хотел его смерти! Ром не должен был вернуться в Альбигор!
— Заткнись, — отозвался комендант. — Любой предатель, попавший в петлю, будет молоть что угодно, лишь бы петля развязалась.
— Я… я просто хотел вернуться домой! В Альбигор!
— Дом ты потерял в тот момент, когда занёс клинок над товарищем, — отрезал Варейн. — Страж Ром, подойди.
Я вышел и остановился рядом с ними, стараясь не принюхиваться к испарениям от чаши.
Остен глядел на меня снизу вверх. Он больше не был похож на того наглого мальчишку, что хвастал своим отцом и улыбался во время учений. И маска героической преданности клану тоже треснула, обнажив лишь пустоту.
— Не надо, — прошептал он. — Пожалуйста… Я… я не хотел…
— Конечно, не хотел, — сказал я. — Бедняжка.
— Смотрите и будьте свидетелями тому, как вершится правосудие! — прогремел комендант и кивнул магам. — Напоите его.
Один из помощников Салине взял чашу и поднёс её к лицу Остена.
Он отпрянул, мотнул головой, но его крепко держали стражи. Схватили за плечи, за волосы, оттянув голову и лишив возможности шевелиться. Тень — прижала к земле, а её тёмные щупальца разжали парню челюсть.