Стукач и его палачи
Шрифт:
– Ну, уж на отпечаток моего пальца ссылаться не надо! Не могло его там быть.
– Следовательно, всё остальное признаешь?
– Да ничего я не признаю. Не был там.
– Слушай, Ипатов! Никак не могу понять: на что ты надеешься? Всё же против тебя. Подельник во всём сознался, да и куда ему деваться, если кроме его признаний там его пальчики тоже остались,- начал сочинять Баталов.
– Его-то, может, и остались, только не мои. Я это точно знаю.
– Приведи веский аргумент.
–
Баталов расхохотался.
Ипатов некоторое время смотрел на хохочущего опера. И вдруг до него дошло.
– Блин, надо же так позорно проколоться!
– Да ты не переживай!- утешил его опер.
– А теперь уж что переживать. Было дело. Тешит меня только то, что у вас тоже прокол вышел.
– Какой?
– А с моим пальчиком. Согласитесь, через перчатку я его не мог оставить.
– Значит, на какое-то время снимал перчатку,- стал защищаться опер.
– Что-то такого я не припомню.
– Так ты же, как говорят, не отходя от кассы, в магазине к бутылке с «Зубровкой» приложился, вот, видимо, какие-то детали у тебя из памяти вышибло. Вот скажи, помнишь ли ты, какие из своих зубов ты в камере подпиливал?
– Конечно, помню. Передние.
– Стало быть, резцы. А какими делал надкус?
– Вот этого не помню.
– Вот видишь,- приводил убедительные доводы опер. – Скажу тебе сразу: зря ты старался. Не те зубы подтачивал. Надкус-то ты сделал клыками, - продолжал сочинять и убеждать опер.
– Ха-ха-ха! Вот дурак. Теперь сам вижу, что зря,- согласился Ипатов. Не держи зла, начальник!
Учитывая рецидив, суд определил Ипатову длительный срок лишения свободы. Приговор, Хохотунчик выслушал с улыбкой.
Весть о том, как Ипатов стачивал надфилем свои зубы, чтобы избежать ответственности, дошла до колымажников сразу же по прибытию его в колонию. С этой поры, за ним, к уже имеющимся кличкам – Хохотунчик и Афганец – добавилась ещё одна: Стоматолог. С ней он и ушёл в мир иной.
Хозяин участка
Капитан милиции Туртыгин проснулся от стука. Прислушался. Стучали настойчиво в дверь его квартиры. Открыл, не спрашивая. И так было понятно: у кого-то что-то случилось. В дверях стоял старшина милиции Василий Онищенко.
– Что-то серьёзное?- спросил Туртыгин.
– Мясо умыкнули на улице Сучанской,- зябко поёживаясь, ответил старшина.
– Ох, и холодрыга,- продолжил он,- хороший хозяин в такой мороз собаку из дому не выгонит, а эти умудрились. Видать, свеженины сильно захотели.
– Сколько?- спросил капитан.
– Всю тушку поросёнка. Хозяин вечером зарезал. Ну и, конечно, обмыл…
– Я не про это спрашиваю. Градусов
– Полчаса назад было минус 52. К утру, наверно, все 55 будет.
– Лютует нынче декабрь.
– Лютует,- согласился Онищенко.
– Ты на транспорте?
– Ну ты даёшь, Василий Александрович! Машина – она ведь не человек. Мотор не завёлся.
– Идти далеко?- снова поинтересовался капитан.
– Почти рядом. Через две улицы и два переулка.
– А следователь на месте?
– К утру из города трамвайчиком припылит. Дежурный дал команду, чтобы ты пока обстановку разведал.
– А на месте происшествия сейчас кто?
– Сыщик. Выпускник университета. Он откуда-то с юга. К нашим морозам не привычный. Как присел у печки потерпевшего, так от неё и не отходит.
– А зачем он тогда там нужен?
– Не знаю,- пожал плечами старшина.
– Когда я уходил, он у печки потерпевшего опрашивал. Что да как…
– И какое впечатление производит?
– Чувствуется, толковый.
– Хорошо, если так. Только к его толковости ещё бы знание людей. Но ничего, будет желание, будут и знания.
Потерпевший Василий, со сладкой фамилией Сахаров, работал на Анилино-красочном заводе слесарем. Его жена – повар этого же предприятия, вытирая слёзы, рассказывала, как холила и лелеяла поросёночка. К новогоднему столу зарезали,- всхлыпывала она. – И вот наелись…
Туртыгин посмотрел на выпускника университета, который, если бы было можно, наверное, влез бы в печку.
– Ну что, лейтенант,- обратился он к молодому сотруднику,- как тебя Сибирь-матушка встретила?
– Не ласково,- заулыбался лейтенант.
– Алексеем меня зовут.
– Так вот, Алексей, место происшествия смотрел?
– Обычная деревянная стайка. Дверь на амбарный замок закрывалась. Замок, видимо, воры осилить не смогли, так вырвали пробой.
– А почему считаешь, что воры, а не вор?
– Так ведь мяса 90 килограммов.
– А если на санках?
– След саней отсутствует.
– Что ещё накопал?
– Мясо было завёрнуто в часть клеёнки. А другая часть у хозяина осталась.
– А где хозяин кабанчика резал, выяснил?
– Прямо в стайке. На улице при таком морозе околеешь.
– Хозяин сам с кабанчиком управился или кого-то приглашал?
– Говорит, сам.
– А «обмывал» свеженину с кем?
– Он жена и соседка Метелиха.
– А она как учуяла?
– Уж больно сильно кричал кабанчик. Пришла полюбопытствовать: что, как, да почему.
– У Метелихи любопытство в крови. Хлебом не корми – дай новость услышать, а потом по всей округе раззвонить. Язык, прости Господи, как помело. А так женщина, как женщина, - сделал уточнение Туртыгин.