Суд идет
Шрифт:
Стриженым Раиса Павловна его никогда не видела.
— Что они с тобой сделали!.. — всхлипывая, тихо проговорила Раиса Павловна и принялась платком тереть повлажневшие глаза.
— Перестань, Раиса, слезы тут не помогут, — сказал Ануров, не глядя на жену.
За время пребывания в тюрьме Ануров многое узнал от старых уголовников о методах и технике расследования преступлений. Прежде чем начинать беседу с женой, он воровато огляделся и, напряженно прислушиваясь к каждому звуку, старался уловить среди них еле слышное шипение магнитофонного диска. Этот звук ему был хорошо знаком раньше. Но ни в
Больше всего Анурова удивил и даже насторожил тот факт, что вышел из комнаты солдат, конвоировавший его. По всем правилам тюремного режима свидание заключенных должно всегда проходить в присутствии служителя тюрьмы. «Здесь что-то не то…» — подумал Ануров, прислушиваясь к громкому разговору в коридоре. Он узнал ивановский, окающий говорок солдата-конвоира. Солдата кто-то отчитывал, а он оправдывался.
Ануров решил поспешить, пока нет солдата. «Просто их оплошность», — подумал он и повернулся к жене.
— Ну, как там?
— Все по-старому.
— У Богданова была?
— Была. Да что толку-то?
— Что, отказался помочь?.. Да говори же ты, не плакать же ты пришла ко мне, тут своего горя под завязку.
— Трус он, твой Богданов. Чуть ли не в ногах у него валялась, молила, чтоб чем-нибудь помог. Твердит одно: против закона пойти не могу. Рад бы душой, да теперь уже поздно. Только навредить можно.
Ануров улыбнулся. Его белозубая улыбка походила скорее на хищноватый волчий оскал, чем на выражение душевной радости.
— Трусит, говоришь?! А ценные подарки его женушка в дни рождения и по праздникам принимать не трусила? Подлец! — И, пристально посмотрев на жену, почти в упор спросил: — Следователя видела?
— Ничего не получилось.
— Почему? — Глаза Анурова выжидающе сощурились.
Раиса Павловна рассказала, как безуспешно пыталась вручить взятку следователю Шадрину. Сказала и о том, что у самого входа в метро к нему подошла кассирша из его магазина и они под ручку пошли в сторону Оленьего вала.
— Какая кассирша?
— Такая молоденькая, помнишь, ты говорил, что она где-то в институте учится.
— Школьникова? — Что-то молниеносно припоминая, Ануров порывисто встал. «Постой, постой… — Он тер ребром ладони лоб. — Студент юридического факультета, фронтовик, назначение получил в прокуратуру города Москвы… После ранения была тяжелая операция… Нужна была курортная путевка, да не было денег… Да-а-а!.. Какое странное совпадение!»
— Ты понимаешь, что это можно здорово обыграть?..
Недалекая от природы, Раиса Павловна, словно спросонья, хлопала накрашенными ресницами и молчала.
— Эх, ты!.. Мозгами ворочаешь, как мельничными жерновами.
Раиса Павловна беззвучно заплакала.
Ануров решил смягчить свою грубость.
— Ну, не реви же, хватит! Что, шуток не понимаешь?
— Тебе все шутки! Тебе и здесь шутки, а у меня их двое осталось, да и сама-то…
Она не договорила фразы, ее оборвал Ануров. Он посмотрел на часы, потом метнул взгляд на дверь, точно опасаясь, что кто-нибудь вот-вот может войти и ему помешают сказать то главное, что неожиданно пришло на ум.
— Слушай внимательно. Слушай и запоминай! Один из следователей прокуратуры,
Раиса Павловна тупо смотрела на мужа.
Ануров сел и, сгорбившись, принял страдальческий вид несчастного человека. «Какая разница: четверо или шестеро? Все равно групповое хищение. Все равно статья… — мысленно убеждал он себя. — А если втяну двух этих пташек — тут, может быть, будет облегчение. Как-никак все-таки он связан со Школьниковой». С этими мыслями Ануров слегка повернулся к жене и очень тихо, сохраняя болезненное выражение лица, сквозь зубы начал цедить:
— Сегодня же, без промедления, ты должна повидаться с женами Фридмана и Шарапова. Скажи им, что кассирша Школьникова — жена следователя Шадрина. И если нам удастся втянуть ее в свое дело, то следователь встанет перед необходимостью дать делу другой ход. Теперь ты понимаешь?
— Теперь понимаю… Но как это сделать?
— Очень просто. Только слушай и запоминай. Пусть Фридман и Шарапов при допросе оговорят товароведа Лилиану Петровну Мерцалову и кассиршу Школьникову, ты их несколько раз видела в универмаге. Так вот, слушай. На следующем допросе Шарапова и Фридмана снова спросят, кто еще был причастен к продаже драпа, ковров и тюли. Пусть на этот раз они с горечью — ты слышишь, с горечью! — признаются, что об этих делах знали товаровед Мерцалова и кассирша Школьникова. Их участие в хищении было самое безобидное — одна заключала фиктивные договора с поставщиками, другая помогала в реализации «левого» дефицитного товара по спекулятивным ценам. Юристы это квалифицируют как преступление.
— Но ведь их за это посадят! — обеспокоенно сказала Раиса Павловна.
Ануров грозно посмотрел на жену.
— Что и требовалось доказать. — Одним только движением бровей — сам Ануров оставался каменно-неподвижным — он дал понять Раисе Павловне, чтоб она слушала, не перебивая. — Когда Мерцалову и Школьникову посадят в тюрьму, тогда у следователя Шадрина будет одно из двух: или он должен искать смягчающие вину обстоятельства, или передаст дело другому следователю. Второе, думаю, исключено. Но если он фанатик, то и в этом случае мы можем выиграть. Не думаю, что в Богданове не заговорит совесть. К тому же он трус. Сходи к ним еще раз, расскажи ему обо всем и тонко намекни, что часть похищенного шла на подарки и подношения родственникам и знакомым. Только разговор этот должен быть с глазу на глаз. Не вздумай делиться об этом с сестрицей. Она может все испортить.
Раиса Павловна попробовала робко возразить:
— Боря, а может, вначале все это рассказать Асе? Ведь ты знаешь, какое влияние она имеет на мужа!
Ануров помолчал, потом согласился:
— Может быть, и так. Главное — нужно обо всем довести до сведения Богданова. У него рыльце в пушку. Особенно подчеркни: если он будет толкать падающего — чего доброго, этот падающий ухватится за его пятку. Может утянуть за собой. Так и намекни, мол, велел передать Борис Лаврентьевич. Пусть он знает, что от сумы и тюрьмы никому нельзя зарекаться.