Суд идет
Шрифт:
— Как выписали?! — возмущенно прокричал он в трубку, еле сдерживая себя, чтобы не сказать, какую позорную и непростительную ошибку они допустили. — Кто дал такое распоряжение?
Дежурный врач ответила, что Баранова выписали с разрешения главного врача и прокурора района Богданова сразу же, как только комиссия дала свое заключение о его заболевании.
— Но он же тяжело болен! Можно ли выписывать человека в таком состоянии? — не унимался Шадрин, теперь уже несколько изменив тактику в разговоре.
На это дежурный врач сообщила, что больного Баранова
На этом разговор закончился. Шадрин ходил по кабинету и нервно курил. «Да, теперь Баранов на свободе. Теперь лови в поле ветра. На руках у него охранная грамота, для закона он неуязвим… Шизофрения. Представляю, как облегченно вздохнет эта тройка. Теперь они отделаются легким ушибом».
Баранов одним жестом… жестом шизофреника снял с них пятнадцать-двадцать лет лишения свободы.
Шадрин подошел к окну. Он вспомнил: один из советских психиатров писал, что преступники часто прибегают к симуляции душевной болезни. Он даже сделал несколько записей в блокноте. Шадрин метнулся к столу и раскрыл блокнот. На одной из страниц было записано: «В 1943 г. Осипов отметил, что по мере развития психиатрии и ее популяризации способы симулирования психозов становятся тоньше и сложнее».
Шадрин был глубоко убежден, что Баранов ловко провел психиатров и теперь похихикивает над ними. Но что делать? Что мог предпринять он, Шадрин, рядовой следователь прокуратуры, когда разговор идет о здоровье человека? Имел ли он моральное право восстать против мнения специалистов и, опираясь на одну лишь интуицию и следовательское чутье, заявить о своих подозрениях в категорической форме? Не посмеются ли над ним? Не сочтут ли его коллеги просто-напросто выскочкой, который от усердия не стоит на месте и бьет копытом, как необъезженный конь?
Ответов на эти вопросы Шадрин не находил.
С этими мыслями он вошел в кабинет к прокурору и обстоятельно доложил о своих подозрениях и соображениях. Показал даже выписки, которые сделал в Ленинской библиотеке.
Богданов слушал Шадрина молча, не перебивая, и, когда тот кончил, он устало вздохнул.
— Все?
— Разве этого мало? — робко возмутился Шадрин. Он ждал, что прокурор похвалит его за старания, за то, что он, не считаясь с собой, пожертвовал во имя дела воскресеньем.
— Все это просто не нужно. Органы расследования имеют дело с людьми здоровыми. Больные — объект врачей. Пусть они и колдуют над Барановым. — Он поднял на Шадрина явно недовольный взгляд. — Вы что — не согласны с медицинским заключением специалистов? Ставите под сомнение диагноз людей, которые этому отдали полжизни?
— Да, не согласен, — твердо ответил Шадрин.
— И что же вы хотите? — мягко спросил Богданов, Шадрин с каждой минутой раздражал его все более и более.
— Я настаиваю, чтобы Баранова направили на квалифицированную судебно-психиатрическую экспертизу.
— Мы этого сделать не можем.
— Мы это сделать должны!
Богданов встал, слегка потянулся и, сдув со
— А если я этого вам не позволю?
— Тогда я вынужден буду написать рапорт прокурору города. Тут дело не только в одном Баранове и в его симуляции. Дело в том, что его квазишизофрения развяжет руки Анурову, Шарапову и Фридману. А я уверен, что здесь кроется тонкая, заранее расписанная игра. И ее нужно распутать. Это мой долг. Я веду это дело.
— Хорошо. — Прокурор сел в свое кресло и, поджав губы, некоторое время сидел молча, вперившись взглядом в пуговицу пиджака Шадрина. — Я разрешаю вам направить Баранова на судебную экспертизу в институт Сербского. Но знайте, товарищ Шадрин, если диагноз Баранова подтвердится, если расследование затянется по вашей вине, мне это не понравится. Я уважаю настойчивых и твердых людей. Но не люблю спесивых и выскочек. Знайте это наперед.
Последняя фраза прозвучала как пощечина. Шадрин стоял перед прокурором и не знал, что ответить.
— Готовьте постановление, я подпишу.
Шадрин вышел.
В этот же день Баранова направили на экспертизу в Судебно-психиатрический институт имени Сербского.
Когда Шадрин возвращался с работы, на ум неожиданно пришла мысль, вычитанная в одной из статей по психиатрии. Оказывается, нередко наблюдаются случаи, когда некоторые душевнобольные, зная о своем недуге, начинали усиленно читать литературу по психиатрии. А у некоторых больных пристрастие к такой литературе становится порой идеей-фикс.
«А что, если врачи-психиатры правы? — с тревогой подумал Шадрин. — Что, если Баранов вот именно такой больной?.. Тогда Богданов прав: я выскочка, я просто шарлатан, а не следователь…»
Не успокоившись, Шадрин заехал в Ленинскую библиотеку и еще раз внимательно перечитал статью, в которой описывались случаи, когда душевнобольные (чаще всего это бывает с шизофрениками) усиленно изучают психиатрию.
— Да-а… — вздохнул Шадрин, выходя из библиотеки. — Семь раз отмерь — один раз отрежь… Еще древние римляне говорили: «Festina lenta» [1] .
1
Торопись медленно (лат.).
XV
— Наталья Андреевна, вы просили историю болезни Баранова.
Профессор Введенская оторвалась от газеты.
— Да… Хорошо… Пожалуйста, оставьте. А журнал наблюдения?
— Здесь.
— Как сегодня ведет себя Баранов?
— Беспокойнее.
— Ну, хорошо. Ступайте. Нет, прошу вас, Ирина Петровна, пожалуйста, передайте моему ассистенту, чтобы он спустился вниз и встретил в бюро пропусков следователя по фамилии Шадрин. Пусть приведет его ко мне.
Профессор Введенская просмотрела историю болезни Баранова и остановилась на журнале наблюдений. Она внимательно читала записи: