Суд праведный
Шрифт:
– Не ночевал ты дома, любезный. Сведения имею… – Пристав распрямился, грозно выпятил грудь и столь же грозно добавил: – Думай, Пров Савелыч. Хорошенько думай!
Настасья Ёлкина, сердито гремя чугунками, искоса поглядывала на удобно расположившегося за столом урядника Саломатова. Опустошив остатки четверти, тот тупо и сонно смотрел в замерзшее окно. Потом, встрепенувшись, гаркнул:
– Слышь, хозяйка! Налей-ка еще очищенной!
Одернув на выпирающем
– Нету боле, не кабак, поди! И вообче… Поститься надоть, а вы…
– Ты это, баба, брось! – урядник покачал в воздухе пальцем. – Знать должна: понедельник – полоскун! А потому давай еще… маленько.
Настасья вздохнула и достала припрятанный штоф водки. Налив Саломатову полстакана, ушла в сени, где долго перепрятывала штоф, бормоча так, чтобы урядник слышал: «Чтоб зелье это тебе, окаянный, поперек горла встало!»
Урядник уже совсем было задремал, когда во дворе раздался звонкий голос лопоухого Веньки: «Папанька приехал!» Саломатов с трудом встал и вразвалку вышел из избы. Увидев начальство, Терентий Ёлкин бросил вожжи крутящемуся здесь же, возле саней с сеном и пофыркивающей лошади, Веньке, сорвал с головы треух и почтительно поздоровался.
Урядник качнул плечом:
– Пошли!
– Куда энто? – испуганно отпрянул Ёлкин. – У меня ж сено не скидано!
– Без разговоров! – надвигаясь на него, рявкнул Саломатов. – Кому сказано?!
Приложив руки к груди, Терентий запричитал:
– Да куда ж энто, господи? Да за чё ж энто?
Урядник молча ткнул его кулаком в бок. Так, для проформы ткнул, но Терентий на всякий случай ойкнул.
– Мы же тоже Божье творение! Чё пихаться-то? Иду ужо…
Становой пристав Збитнев встретил Терентия благодушно, как дорогого гостя. Дымя ароматной папироской, все так же благодушно кивнул:
– Ну здравствуй, крестьянин Ёлкин, здравствуй…
Терентий затряс жиденькой бородкой и поклонился еще глубже.
– Здравия желаем, ваше благородие…
Платно Архипович встал и прошелся по кабинету, неслышно, но твердо ступая, поскрипывая при каждом шаге новенькими сапогами. Остановившись прямо напротив Ёлкина, он проговорил:
– Значит, сено сегодня возишь?
Терентий сглотнул слюну, нервно дернул кадыком и снова затряс бороденкой:
– Возим, ваше благородие, возим…
– Что же ты столь внезапно надумал?
– Дык коровки кушать хочут, – заискивающе улыбнулся Терентий.
– Понятно, – протянул Платон Архипович. – Других причин, выходит, нет?
– Кажись, и нету.
Збитнев двумя пальцами взял его за латаный-перелатаный зипун, притянул к себе. Лицо Терентия вытянулось, и он задержал дыхание. Збитнев, пристально глядя на него, сказал негромко, но сурово:
– Я же вас с Беловым предупреждал… А вы что со стариком
Последние слова становой произнес уже густым, заставляющим Терентия съежиться и подогнуть ноги, начальственным голосом.
– Дык я-т чё? Я ничё! – залепетал он.
– Говоришь, ничё?! – передразнил его Збитнев. – А кто в таком случае за Кунгуровым гонялся, кто в доме у него бушевал, кто сепаратор разбил, кто усадьбу чуть не поджег?! Кто?! Отвечай, братец!
Терентий выпучил глаза и снова залепетал осевшим голосом:
– Дык, энто ж Анисим всё… В горячности ён пребывал… Я-т тут при чем? Энто ён…
– А кол откуда у вас взялся?
– Дык… Анисим из прясла выдернул.
– Где?
– У дома свово… Никак не мог я его образумить…
Платон Архипович пытливо глянул в испуганное, побледневшее лицо Ёлкина и, удовлетворенно хмыкнув, отпустил зипун. После чего прошествовал к столу, устроился в кресле, расслабленно махнул кистью руки:
– Ладно, братец, садись. Будем все на бумагу записывать. Дело-то нешуточное.
– Дык… понятно, – мелко кивнул Ёлкин, осторожно приближаясь к стулу.
Минут через сорок пристав, светясь довольствием, распахнул дверь кабинета.
– Урядник! – окликнул он и, поскольку Саломатов возник перед ним мгновенно, скомандовал: – Веди-ка нашего упрямца…
– Белова? – услужливо переспросил Саломатов.
– Его, злодея, его…
Подталкиваемый урядником Анисим хмуро остановился перед широким, покрытым ярко-зеленым сукном письменным столом станового пристава. Развалившийся в кресле Збитнев проговорил укоризненно:
– Вот ты, братец, всё упорствуешь… А к чему?
– Не убивал я, – глухо проронил Белов.
– Ну и твердолобый же ты, братец, – покачал головой Платон Архипович, потом повысил голос: – А вот приятель твой всю правду рассказал! Видел он, своими глазами видел, как ты Кунгурова догнал и… колом-с!
Анисим, не поднимая головы, повернулся к Терентию, сжавшемуся на стуле и не знающему, куда девать руки, мявшие треух. Пристав подбодрил его:
– Ну-ка, Ёлкин, скажи, так это было?
Терентий отвел глаза от Анисима, покосился на пристава и отчаянно тряхнул бороденкой:
– Так!
– Слышал? – выпрямился в кресле Збитнев. – Будешь теперь говорить?
Белов не ответил, а только еще пристальнее уперся взглядом в опущенные плечи приятеля. Потом раздал пересохшие губы:
– Что же ты… Терентий…
Тот медленно сполз со стула, громко стукнулся острыми коленями об пол, молитвенно сложил руки:
– Прости, Анисим. Не мог я иначе.
Глава третья
Будни