Суда не будет
Шрифт:
В той стае было примерно два десятка особей. Все, как на подбор, крупные. Дворняги. Украшенные шрамами — на некоторых я заметил ещё не зажившие раны. Звери стояли будто выстроивший по начерченной на земле линии. Все, кроме здоровенного широкогрудого пса, походившего на среднеазиатскую овчарку.
Пёс стоял чуть впереди других собак. Он чуть склонил к земле голову, скалил клыки. Смотрел на меня — Надю вожак будто бы не замечал. Собаки утробно зарычали. Не двигались с места. Я почувствовал, что сжимаю в руке толстое колено от бамбукового удилища. Сам не понял, как оно
Повернулся к стоявшей у машины Наде и произнёс:
— Пистолет. В бардачке.
Я услышал шорох за спиной. Скосил взгляд — заметил поднявшуюся по склону Лизу.
— Папочка, смотри! Я поймала!..
Вожак громко утробно тявкнул — шерсть на его холке вздыбилась.
Лизин голос тут же утонул в громком и злобном многоголосом собачьем лае.
Из-за спины содрогавшегося от лая собачьего вожака выскочила невысокая рыжая псина. Она не лаяла. Псина молча метнулась к Надиным ногам. Она клацнула зубами в десятке сантиметров от Надиной голени. Но не добралась до неё. Потому что я ударил её бамбуковой палкой в шею. Опрокинутая на бок псина жалобно взвизгнула.
За моей спиной вскрикнула Лиза (я не запомнил, что именно она тогда прокричала). Рыжая псина вскочила на лапы и тут же отпрыгнула в сторону — уклонилась от моего нового тычка. Надя попятилась. Собаки дёрнулись в нашу сторону. Они лаяли, разбрызгивали слюну из оскаленных пастей. Голос вожака звучал громче других.
Я заметил, как Надя приоткрыла дверь «шестёрки». Дёрнул палкой — рыжая псина снова отскочила под защиту своих крупных сородичей. Я услышал за спиной жалобные причитания своей дочери. Стоял на месте. Смотрел на лапы собачьего вожака. Видел, как их когти рыхлили землю. Держал в поле зрения всю собачью стаю.
Отметил тогда, что расстояние между мной и собаками становилось всё меньше. Звери раззадорили сами себя. Они смотрели на меня и на палку в моей руке. Рычали. Лаяли. А потом прозвучал выстрел. Громко. Хлёстко. Его звук будто затмил собачий лай. Псы замерли и замолчали. Тишину нарушал лишь голос жалобно скулившей у меня за спиной Лизы.
Вожак фыркнул, дёрнулся. Повернулся и трусцой побежал вдоль собачьего строя. Он словно после выстрела вдруг утратил к нам интерес, вспомнил о своих важных собачьих делах. Псы поворачивали ему вслед морды. О нас они будто бы позабыли (даже рыжая псина). Один за другим они сходили с места и уходили вслед за своим вожаком…
Собачьего вожака я узнал даже спустя тридцать четыре года.
Да и его стая выстроилась сейчас так же, как и в прошлый раз.
Я шагнул к лежавшему у самого обрыва рюкзаку и выхватил из него обрез. Выпрямился, вскинул руку под углом в сорок пять градусов к земле. Нажал на спусковой крючок.
Из короткого ствола вырвалось пламя. Уши мне заложило от грохота. Поэтому второй выстрел мне показался лишь эхом первого. В воздухе зависло облако серого дыма.
Я бросил обрез на землю, достал из-за пояса пистолет. Передёрнул затвор и сдвинул флажок предохранителя. Но тут же опустил ПМ, направил его ствол на землю у своих ног.
Потому что широкогрудый
Облако пороховых газов медленно плыло по воздуху в сторону видневшихся вдалеке кустов шиповника.
У моих ног в траве барахтался усатый рак.
За спиной у меня прозвучал голос Лизы:
— Димочка, я поймала карасика!
В одной из моих книг («Кодекс зверя») главный герой столкнулся со стаей одичавших собак. Образ её вожака в романе я срисовал с того самого широкогрудого пса, который в девяносто первом году увёл свою стаю от моей машины после выстрела из ПМ. Я перечитал тогда множество статей в интернете. Везде утверждали, что при встрече со стаей бродячих псов не существовало оптимальной линии поведения. В интернете говорили, что звуковые отпугиватели действовали лишь на трусливых особей. Твердили, что единого метода защиты от нападения стаи бездомных собак не существовало. В один голос доказывали: первым всегда нападал вожак. Писали, что именно от поведения вожака зависело поведение всей стаи.
В романе «Кодекс зверя» я описал ту самую встречу с собаками у реки, после которой наша субботняя рыбалка завершилась, едва начавшись. Сцена получилась яркой и эмоциональной. Девятилетний сын главного героя романа (в точности, как Лиза) заявил, что не останется в тот день на берегу. На него не подействовали уговоры и заверения в том, что псы не вернутся. Парень прятался в машине, пока герой книги и его супруга собирали вещи. В романе мальчик за утро выудил из реки лишь мелкую рыбёшку и рака. Его родители не намочили лески своих удочек. Мальчик оправдывал своё нежелание рыбачить словами моей десятилетней дочери. Так же, как и моя дочь, он всю свою жизнь потом вздрагивал при звуках собачьего лая.
Вовка всё ещё сжимал в руках бамбуковую палку. Но смотрел он не на собак (чьи удалявшиеся фигурки маячили в высокой траве). Мой младший брат разглядывал лежавший на земле в трёх шагах от него обрез.
Я спрятал за спиной ПМ, подошёл к краю обрыва. Взглянул на замершую у самой воды Лизу. Та показала мне трепыхавшегося на конце лески серебристого карася: точно такого же, какого она поймала и в прошлый раз.
— Димочка, смотри, какой блестящий! — похвасталась племянница.
Она отмахнулась от комаров и тут же спросила:
— Димочка, ты слышал, как грохотало? Стреляли! Близко! Я сперва подумала, что это гром!
Племянница покачала головой.
Висевший на леске карась раскачивался, подобно маятнику часов.
— Всё нормально, — сказал я. — Не бойся. Они уже ушли.
Махнул рукой в ту сторону, куда удалилась собачья стая.
— А я и не боюсь, — сказала Лиза. — Сейчас ещё одну рыбёшку поймаю. В тысячу раз больше этой.
Лиза бросила карася в сетку, снова закинула удочку — в тоже место, где выловила две предыдущие добычи. Положила удочку на рогатки, присела на корточки. Я отметил, что испуганной она не выглядела.