Суда не будет
Шрифт:
Коля махнул рукой и заявил:
— Зря они туда поехали. Я им так сразу и сказал. Посуди сам: ни один нормальный убийца не закопал бы трупешник на таком видном месте. И уж точно не пометил бы могилу крестом. Ерунда это всё. Наверняка там кто-то из зареченских своего дохлого пса зарыл. Или Бакаева снова разыграли. Кто-то из своих. Чтобы Женька не сидел в отделении, а шарился за городом на солнцепёке.
Синицын пожал плечами.
— Не понимаю, зачем они вообще туда попёрлись, — сказал он. — Отправили бы на остров наряд, раз уж им так приспичило проверить анонимку. Или участковому бы в посёлок информацию
Коля вдруг замолчал. Погладил пальцем усы.
Синицын поднял на меня глаза и спросил:
— Или они считают: деньжата Соколовского всё ещё где-то там, на острове?
Николай хмыкнул.
— Блин горелый, — произнёс он с ухмылкой. — Тоже мне… кладоискатели.
Я поставил на стол перед Николаем тарелку с глазуньей.
Синицын покачал головой и заявил:
— Новый геморрой они там найдут, а не Лёшины деньги. У нас в отделе сейчас все только и шепчутся о том, куда Вовка Рыков дел две сумки с деньгами Соколовского. Говорят, что Лёша Соколовский просто так бы на него не подумал. Ведь ни меня, ни Женьку Бакаева Соколовский в краже денег не заподозрил. Значит, был повод. Только не понятно, какой.
Коля пожал плечами. Он оторвал взгляд от яичницы, посмотрел на меня.
— Дмитрий, ты бы поговорил с братом, — сказал Синицын. — Дело-то серьёзное. Лёша отморозок ещё тот. Ему человека убить, чти два пальца об асфальт. Вон что с Васей Седым случилось. Из окна выпал. Сам. Ага. Все в это так и поверили. Вот и Вовка… никто потом ничего не докажет. Твой брат и сам это понимает. Не зря же он теперь повсюду пистолет с собой таскает.
Николей кивнул в сторону дверного проёма, словно там сейчас стоял мой младший брат.
— О чём поговорить? — спросил я.
— Ну…
Николай замолчал. Переключил своё внимание на тарелку с завтраком.
— Так…
— Коля, ты веришь, что мой брат прикарманил деньги Соколовского? — спросил я.
Синицын усмехнулся.
— Да ты что? — сказал он. — Нет, конечно. Вовка не мог. Когда? Он всё утро был у меня на виду. Я одновременно с ним узнал о том ночном звонке Бакаеву. Скорее уж это Женька Бакаев… мог. Это ведь именно наш майор проведал о той норе гастролёров на острове раньше нас всех. На месте Лёши Соколовского я бы тряс деньги именно с него. Просто…
Николай вздохнул, нервно подёргал себя за усы.
Он заглянул мне в глаза.
— Тогда, в девяностом, когда Лосев меня в живот пырнул, — сказал Николай, — у меня всю неделю было такое же ощущение.
Коля постучал себя ладонью по животу (под солнечным сплетением).
Сообщил:
— Вздрагивало вот тут. Будто нерв какой дёргался. Почти неделю не успокаивалось. Покуда нож в меня не воткнули. Вовка тогда вместе со мной был. Он меня тогда и спас. Врачи сказали, что ещё бы чуть в сторону на пару миллиметров… или скорая бы позже приехала… в общем, я чудом тогда выжил. А теперь вот опять. Дёргается, зараза. Не проходит.
Коля Синицын покачал головой.
— Херня какая-то случится, — произнёс он. — Точно тебе говорю. Уже считай неделю не проходит. Вздрагивает. Вовка надо мной посмеялся. К врачу отправил. Говорит, что это у меня после езды на мотоцикле. Бакаев сказал, что это я так предчувствую
Синицын ковырнул вилкой яичницу. Он приступил к еде. Жевал с аппетитом. Нахваливал мои кулинарные способности. Николай снова перевёл разговор на тему своего вчерашнего свидания с Яной Терентьевой. Я слушал его… и вспомнил, что в прошлый раз Синицын тоже о своём животе говорил. Перед тем, как застрелили Надю. Вот только в девяносто пятом его живот промолчал. Когда Николая убили. Или же Николай тогда нам с Женькой о своём предчувствии попросту не рассказал? «Вообще… интересно получается, — мысленно произнёс я. — Кто бы меня… Вовчика сейчас ни убил, убийцей всё равно посчитают Лёшу Соколовского».
Коля Синицын пробыл у меня в квартире почти час. Вот так же он приезжал ко мне сюда и в той жизни, после того как я выбыл из строя и уселся в инвалидное кресло. Сегодня мы с Николаем договорились, что мотоцикл он подгонит мне в понедельник утром: приедет на нем к моему гаражу. Я пообещал, что на «копейке» довезу Синицына в тот день до отделения.
Я заверил Николая, что ни словом не обмолвлюсь перед братом о Яне Терентьевой (не испорчу запланированный на воскресенье «эффект неожиданности»). Коля мне в свою очередь поклялся, что не сообщит моему младшему брату ни о переданном мне пистолете, ни о том, что я на весь понедельник стану счастливым обладателем мотоцикла «Ява-350».
Днём я прогулялся в посадку за городом — нарезал там веток для раколовок.
На обратном пути задержался на берегу реки. Искупался.
Около центрального телеграфа я не остановился. Хотя сегодня дважды проехал мимо него. Ещё вчера я решил, что позвоню Саше Лебедевой уже после… понедельника.
Вечером я снова наведался домой к брату. Побеседовал с племянницей (обсудил с Лизой содержание второй главы и получил от неё тетрадь с продолжением). Дождался Вовку, узнал у брата о результатах сегодняшних раскопок в овраге за островом («нашли тело женщины, личность выясняем»). Сообщил младшему брату о том, что видел сегодня Николая Синицына — не рассказал подробности нашей встречи. Сказал Владимиру о Колином «предчувствии».
Вовка усмехнулся и уточнил:
— Ты про его живот, что ли, говоришь? Он уже и тебе на него пожаловался? Тоже мне… нашёл предсказателя.
Мой младший брат метнул в ведро вишню.
— Не пойму, с чего это Колька за меня так переживает? — сказал он. — Ведь это его в прошлый раз пырнули в живот, а не меня.
Вовчик усмехнулся.
Я потёр пальцем белую полосу шрама на руке.
Спросил:
— А если предположить, что Колины опасения не беспочвенны?
— В каком смысле?
Владимир вскинул брови.
Я взглянул на приоткрытую дверь веранды, откуда доносились голоса Нади и Лизы. Вновь повернулся к брату.
— Что если на тебя действительно готовят покушение?
Вовка хмыкнул и махнул рукой.
— Смеёшься надо мной? — сказал он. — Или намекаешь на те бредовые претензии Лёши Соколовского?
Я щелчком пальца отправил в направлении ведра приземлившуюся рядом со мной на столешницу вишню. Та провалилась в ведро, будто мяч в баскетбольное кольцо.