Судьба драконов в послевоенной галактике
Шрифт:
– Извините, - сказал я, - я не знал, что так получится. Меня не предупредили...
Мужичок закурил и махнул рукой:
– О чем тебя должны были предупредить, парень? Не бери в голову...
Он с наслаждением затянулся и выпустил дым к потолку.
– Все обойдется, - сказал он, - рано или поздно, это должно было случиться. Не он - так я, правда?
– Правда, - согласился я, - и тогда бы она убивалась по вам, а его упрекала бы.
Лысый мужичок стряхнул пепел на пол и не успел ничего
– От... архимандрит твою бога мать, кто там смолит? Ну, блин, неужели не понятно: все равно что под себя гадить. Ну, что, не дотерпеть до "дыры неба"? Подошел и хоть ужрись этим дымом.
– Заткнись, - огрызнулся мужичок.
На кухне громыхнули сковородкой:
– Ты знаешь что, выбирай выражения - я не виноват, что у тебя семейная драма. Подумаешь, жена - блядь! Я что же, должен по этому поводу в табачном дыму задыхаться?
Мужичок притушил сигарету о стену, бросил окурок на пол.
– Нет, - спокойно сказал он, - по этому поводу ты сейчас у меня получишь по рылу.
В ту же секунду распахнулась дверь, и в коридор выскочила Глафира. Я невольно отступил назад. Она была очень большая, голая и красивая.
– Да, - закричала Глафира, - да - блядь! Только не для таких, как ты...Я лучше этому мозгляку одноглазому дам, чем тебе.
– Была охота, - донеслось равнодушное с кухни.
Глафира внезапно замерла, ее большое красивое тело как бы одеревенело, застыло, но все это продолжалось не более мгновения.
Глафиру швырнуло на пол.
К ней кинулся лысый мужичок, успев крикнуть мне:
– Одноглазый! Тащи подушку!
Я бросился в комнату, а когда воротился в коридор с подушкой, там уже бурлила и суетилась толпа вокруг бьющейся в падучей Глафиры.
– Что-то ее больно часто бить стало, - заметила средних лет женщина, деловито заглядывающая через плечи и спины собравшихся в центр круга.
– Все, все, - отчаянно выкрикнул лысый, - утихла... Подите все, подите...
Толпа стала расходиться. Лысый помог Глафире подняться и увел в комнату.
На полу осталась дурно пахнущая лужа.
– Еще и убирать за ней, - недовольно проворчал хам, прибежавший из кухни.
Кого-то он мне напоминал.
– Между прочим, - наставительно произнесла дама, сетовавшая на то, что Глафиру стало часто "бить", - при таких припадках происходит упущение кала или мочи.
– Ага, - подхватил хам, - стало быть, сказать "спасибо", что не обклалась?
– Истинно, - важно кивнула дама, - и сходить за ведром с тряпкой. Ты сегодня дежуришь?
Хам, бурча, двинулся за ведром с тряпкой.
Дама повернулась ко мне.
– Очень приятно, - сказала она, улыбаясь, - я - вдова командора, ответственная за этот коридор.
– Да, - сказал я и поклонился, - Джек Никольс.
– Жанна, - сказала дама и заулыбалась.
Я заметил на верхней губе усики, но они ничуть не уродовали даму.
Вернулся хам, шмякнул тряпку на пол, принялся затирать лужу.
– Я, Жанна Порфирьевна, - предупредил хам, - так скажу. Когда его дежурство будет, я так в коридоре насвинячу, так насвинячу...
– Куродо, - охнул я, - Куродо!
Куродо, а это был он, - поглядел на меня в изумлении.
– По... по...звольте. Джекки?
– Куродо разинул рот.
– Батюшки-светы, ох, как тебя раскурочило! Ох, как давануло!
Жанна похлопала в ладоши:
– Как приятно! Вы что же - боевые друзья?
– Да, Жанна Порфирьевна, - заволновался Куродо, - это ж мой ляпший сябр! Мой кореш из учебки! Ой, как его сержант кантовал, ой, кантовал...
– Дотирайте пол, Куродо, - наставительно произнесла Жанна Порфирьевна, - о своих похождениях расскажете потом.
Куродо скоренько дотер пол и продолжал, швырнув тряпку в ведро:
– Его сержант в Северный запихнул - оттуда, сами знаете...
– Но ваш сержант, - заметила Жанна Порфирьевна, - вы говорили, очень нехорошо кончил.
– Да уже чего хорошего, - Куродо поднялся и поболтал ведром, - я ему сам по хребтине пару раз табуретом въехал, чтобы знал, прыгун рептильный, дракон е... трепаный, - деликатно поправился Куродо, - как добрых людей кантовать.
Жанна удовлетворенно покачивала головой. Казалось, ей очень нравится рассказ Куродо.
Тем временем в коридор вновь вышел лысый мужик.
Он угрюмо буркнул, глядя на Куродо:
– Я бы сам убрал...
– Георгий Алоисович, - строго произнесла Жанна, - это совершенно излишне. Сегодня дежурство Куродо, и вам ни к чему брать на себя его обязанности, а вот то, что вы позволяете своей жене распускаться...
– Жанна Порфирьевна, - начал медленно наливаться гневом лысый мужик, вы прекрасно знаете, что моя жена больна.
– Милый, - высокомерно сказала Жанна , - я так же прекрасно знаю, что это не только и не столько болезнь, сколько распущенность, или, вернее, болезнь, помноженная на распущенность.
– Жанна Порфирьевна, - лысый говорил тихо и медленно, но было видно, как он сдерживает рвущийся из глотки крик, - я попросил бы выбирать выражения .
– Какие выражения, милый?
– Жанна Порфирьевна в удивлении чуть приподняла тонко очерченные, очевидно выщипанные брови.
– Я...
– раздельно проговорил лысый, - вам не...милый.
– Ну хорошо - дорогой, - примирительно сказала Жанна .
– И - не дорогой...
– Ладно, - кивнула Жанна Порфирьевна, - согласна - дешевый...