Судьба драконов в послевоенной галактике
Шрифт:
Георгий сжал кулаки, но скрепился, смолчал.
– У нас у всех были любови, - продолжала безжалостная Жанна, - были потери близких, но мы не позволяли себе и своим близким распускаться, по крайней мере - на людях. Кстати, - Жанна (хотя это было вовсе некстати) указала на меня, - ваш новый сосед. Где был Эдуард - ныне Джек. А это Егор!
– Георгий, - поправил лысый.
– Хорошо, - согласилась Жанна , - Георгий.
– Жанна Порфирьевна, - сказал Георгий, - я бы настоятельно
– А вы, - невозмутимо возразила Жанна Порфирьевна, - не выставляйте свои дела на всеобщее обозрение. У вас есть своя комната. Заперлись в ней и вопите, скандальте себе в свое удовольствие. Мой дом - мой свинарник, грязь из него выносить не полагается. Слышали такую поговорку?
Разговор принимал самый нежелательный оборот, но в дело вмешался Куродо.
– Слышь, - перебил он начавшего было говорить Георгия, - ты погоди шуметь, надо же Эдика помянуть как-то, а то совсем не по-людски получается.
– Вы сначала ведро с тряпкой унесите, - приказала Жанна Порфирьевна, потом уж рассуждайте - по-людски - не по-людски...
– Есть!
– шутливо отозвался Куродо и, уходя, позвал меня: - Джекки, пойдем, покажу владения.
Покуда я шел по коридору. Куродо объяснял:
– Жанна - баба хорошая, но с прибабахом.
– Ну, ты тоже...
– начал было я.
– Что - тоже?
– перебил меня Куродо.
– Егорка - нахал... Подумаешь, расстроился и засмолил. Тут Жанна права. Не фиг распускаться.
Мы свернули в небольшой коридорчик, вышли в огромную кухню. Я насчитал десять плит.
Куродо поставил ведро на пол, вынул тряпку и зашвырнул ее в угол.
– Да ты не пугайся, - сказал он, - здесь народу не много. Так... если пир устроить, поминки там, счастливое прибытие...
– День рождения, - подсказал я.
– Не, - мотнул головой Куродо, - это не практикуется.
Он посмотрел на меня и рассмеялся:
– Ты чего, Джекки, так с подушкой и ходишь?
– Да, - сказал я, - действительно...
На кухню вышел Георгий Алоисович. Его колотило.
– Стерва, - в руке у него был старый, покорябанный, видавший виды чайник, - мерзавка, как из нее жабы не получилось - не представляю.
Он поставил чайник на плиту, повернул ручку. Плита угрожающе загудела.
– Не надо печалиться, - пропел Куродо, - потому что - все еще впереди...
– У, - сказал Георгий Алоисович, - с каким удовольствием я бы ее в лабораторию или в санчасть бы сдал.
– Ты погоди, погоди, - усмехнулся Куродо, - как бы она нас под расписку не сдала... Скольких она пережила?
Георгий Алоисович пальцем потыкал в сторону коридора:
– Я тебе скажу, я командора вполне понимаю. От такой стервы
– Так это - одно и то же, - задумчиво сказал Куродо, - только ты зря. Они с командором жили душа в душу.
– Тебе-то откуда знать?
– презрительно бросил Георгий Алоисович.
– Святогор Савельич рассказывал, - возразил Куродо, - говорил, что Жанка здорово переменилась...
– Вот вредный был мужик, да?
– спросил Георгий.
– Ну, - гмыкнул Куродо, - где ж ты тут полезных-то найдешь? Полезные все в санчастях шипят и извиваются, а здесь - сплошь "лыцари", то есть убийцы...
Куродо явно поумнел с тех пор, как я с ним расстался.
– Нет, - стоял на своем Георгий, - ты вспомни, вот мы с тобой почти одновременно сюда пришли, ты помнишь, чтоб он хоть раз дежурил?
Куродо рассмеялся:
– Ну, ты дал! Святогор Савельевич - и дежурство!
– Как сволочь последняя увиливал, а как он нас кантовать пытался? Вроде казармы, да? Что он как бы ветеран, а мы - "младенцы"...
– Ну, - урезонил Георгия Куродо, - он же и на самом деле, был ветеран.
– А я спорю? Я говорю, что он - мужик дерьмо, а ветеран-то он ветеран, это точно...
– Ага, - подтвердил Куродо, - и все равно, когда повязали и в санчасть поволокли, до чего было неприятно, да? Был человек как человек... Я вот скажу, Джекки - свидетель, был у нас сержант - и не такое дерьмо, как Святогор, нет, в чем-то даже и справедливый - верно, Джекки?
Я подумал и решил не спорить, согласился:
– Верно.
– Ну вот, - а когда дело до превращения дошло, так я ему первый по хребтине табуретом въехал; а здесь - не то, вовсе не то. Жалко было Святогора, что, неправда?
Георгий Алоисович помолчал, а потом кивнул:
– Жалко...
Куродо удовлетворенно заметил:
– Вот... А ты знай себе твердишь: Жанну бы с удовольствием сволок в лабораторию. Обрыдался бы над лягвой-лягушечкой...
Чайник забурлил, принялся плеваться кипятком. Георгий Алоисович выключил плиту, подцепил чайник.
– Чаем отпаивать будешь?
– поинтересовался Куродо.
Георгий махнул рукой - и побрел прочь.
Куродо подождал, пока он уйдет, и посоветовал:
– Ну, я не знаю, как у тебя там было... Но тебе здесь скажу - не женись. Связаться с такой стервозой, как Глашка...
– Я и не собираюсь, - улыбнулся я.
– А они все здесь в подземелье стервенеют, - вздохнул Куродо, - стало быть, ты в пятом номере? Ну и распрекрасно - я в седьмом. Заходи потрепемся.
– Зайду, - кивнул я, - только подушку отнесу на место - и зайду.