Судьба, судьбою, о судьбе…
Шрифт:
Да, так вот, спустя год после смерти моего мужа умер Саша. И где?! В Америке. Каким занесло его туда ветром?! Что хотел он там найти? От кого или чего спрятаться? Может, от себя? Но от себя не спрячешься, как ни старайся.
Когда я видела его в последний раз до того, как он пришел ко мне помянуть мужа? Ах да, в ВГБИЛ на открытии во внутреннем дворике Библиотеки бюста крупнейшего поэта и прозаика Бразилии XIX. века — Машаду Д’Асиса, создателя и первого президента Бразильской академии литературы. Европейского писателя по всем параметрам. (Почему я его не переводила? Скорее всего, по
В тот день Саша Базин по окончании действа в актовом зале ВГБИЛ, посвященного Машадо де Ассизу, отвез меня домой на своей новой машине.
Узнав об этом, Саша Богдановский, переводчик произведений Жоржи Амаду, Пауло Коэльо, Жозе Сара-маго и многих других, с удовольствием прихвастнул мне, что у него машина лучше и он мог бы отвезти меня домой на своей.
Так вот, Саша Богдановский, повивальной бабкой которого мне довелось стать в миг его рождения переводчиком бразильской литературы (он ведь объявился у меня в издательстве «Художественная литература» сразу по окончании Ленинградского университета), пришел на мой восьмидесятилетний юбилей первым с большой охапкой красных роз. Розы розовые (количеством не сосчитать) от моей школьной подруги времен войны, которая никак не могла прийти ко мне в этот день по состоянию здоровья, уже стояли на моем праздничном столе, принесенные мне доставкой цветов на дом.
Потом пришел Виталий Арсеньевич (как же мне нравится это отчество!) Гнатюк, переводчик и диктор на Португалию и Бразилию. Потом двоюродная сестра мужа Лидия Михайловна и поэт-переводчик с испанского Наталья Ванханен, с которой мы какое-то время работали в редакции «Литератур стран Латинской Америки, Испании и Португалии».
Ну и Юрий Германович Фридштейн, заведующий библиографическим центром ВГБИЛ, ставший редактором книги о моем муже.
Саша Богдановский шутил и шумел весь вечер, что было очень приятно. А когда мы сели за стол, потребовал водки, не заметив ее в хрустальном обличии (теперь ее, «зеленую», прямиком в бутылках ставят на праздничный стол), и поднял тост за меня, восьмидесятилетнюю, и наш с ним тридцатилетний стаж знакомства:
— А вы, Лилиана Эдуардовна, надо сказать, за эти годы почти не изменились!
И не преминул воспользоваться случаем и в шутливой форме напомнить мне, как я отлучила его на какое-то время (теперь уже не помню за что. Но была же причина: что-то не сдал к сроку, или еще что-нибудь в этом роде) от переводов в издательстве «Художественная литература» (но потом-то вернула!), добавив, таким образом, перчинку к своему тосту. И тут же стал нахваливать кулинарные способности моей дочери, с самого утра трудившейся в поте лица, не позволяя мне помогать ей.
За Сашей Богдановским байки обо мне (времен столбовского владычества в редакции) стала рассказывать поэтесса Наташа Ванханен, припоминая, как я «сражалась» с беспорядками в издательстве.
Сказал свое слово и Виталий Гнатюк. Сколько же лет назад он со мной познакомился на иновещании Московского радио? Тогда там еще работала Люся Румянцева! Господи! Как давно это было! Люси Румянцевой уже давно нет в живых: она еще в начале девяностых почти не передвигалась по своему дому в Валентиновке.
О знакомстве со мной, которому тоже уже шесть
Однако весь мой пятидесятилетний труд по переводу, редактированию и изданию португальской литературы с легкостью мог бы остаться втуне, а попросту незамеченным (как это частенько случается со многими достойными тружениками в такой огромной стране, как наша), если бы не добрая настойчивость и даже раздражение Юрия Германовича, который (после моего отказа выступить в Овальном зале ВГБИЛ по случаю выхода в свет тома Эсы де Кейроша в моем переводе) все-таки, когда спустя день я позвонила ему и согласилась, великодушно выслушал и поблагодарил меня.
Выпив за меня, мы молча помянули моего Юру. Потом выпили за Бэлочку, устроившую мне этот праздник. Потом курящие вышли на лоджию, где Саша Богдановский никогда не бывал.
Так вот, моя молодежь (я считаю их молодежью) сегодня общается со мной на равных, что меня несказанно радует. Значит, держат меня за равную себе, молодым. А ведь что может быть радостнее того, когда к тебе на твой восьмидесятилетний юбилей приходят твои коллеги, да еще не по чувству долга, а по долгу чувства, которое связывает их со мной, а меня с ними.
Когда же все снова собрались за столом, теперь уже фруктовым и сладким, на котором красовался и мой фирменный торт (его я все-таки сделала сама), раздался телефонный звонок.
— Лилиана, это Жорж. Я ведь вам звонил несколько раз, и вчера, и позавчера. И решил, что вы в отъезде.
— Да, да, Жорж, я была в отъезде и вернулась из Швейцарии, гуляла там по городам, весям и пажитям. Теперь заканчиваю книгу о себе, муже, отце и своей литературной деятельности.
— Да, вы молодец!
— А вы?
— Что я?! Как я говаривал вам уже, теперь, будучи пенсионером, работаю на кладбище.
— Жорж, не говаривал, а говорил! Потом, на каком кладбище? Сент-Женевьев-де-Буа?
— Нет, Лилиана, нет! Я работаю на Военном кладбище Русского экспедиционного корпуса, который просуществовал во Франции до конца войны России с Германией. Создан он был в тысяча девятьсот шестнадцатом году во время Первой мировой войны. Тогда во Францию были направлены русские особые бригады, которые участвовали в боях на западном фронте. После семнадцатого года солдаты Русского экспедиционного корпуса отказались воевать и требовали вернуть их на родину. Между прочим, в Русском экспедиционном корпусе служил и Родион Малиновский, и имел французские награды. В Россию он вернулся в двадцатые годы. Вот так.
— И что вы там, на кладбище делаете? — спросила я.
— Да все, что приходится, Лилиана. Следим за порядком, подновляем памятники и надписи. Короче, храним память о русских воинах. Да, а совсем недавно мы с женой отметили наш сорок пятый год совместной жизни.
— А мы с мужем прожили шестьдесят лет. Вот так. Выходит, я вас, Жорж, обскакала.
— Лилиана, разве вы занимались конным спортом?
— Нет, нет, Жорж, обскакать по-русски значит перещеголять, заткнуть за пояс, переплюнуть, утереть нос, наконец! Нет, вы это не поймете.