Судьба Убийцы

Хобб Робин

– Иди, помойся. Волосы, ноги, вообще всё. Одежду найдешь там на скамье. Оденься, когда обсохнешь, и выходи. Не копайся долго, но вымойся тщательно. От тебя воняет.

Она произносила свои команды и суждения безличным тоном. Перспектива искупаться в теплой воде заставила меня быстро повиноваться. Я зашла внутрь и с радостью закрыла за собой дверь. Свет проникал в помещение через окна, расположенные высоко наверху. Моя надежда на то, что здесь может быть другой выход, быстро развеялась. Тут была обещанная чистая одежда, лежавшая на лавке, и какие-то сандалии под ней, а также простыня для вытирания. В горшочке я обнаружила

что-то мягкое, похожее на пудинг. Запустив туда пальцы и ощутив текстуру, я поняла, что это такое - мыло с пахучими травами. Низкая ванна из гладкого полированного камня была наполнена исходившей паром водой. Больше в помещении ничего не было. Я поспешно содрала с себя свои обноски, постоянно оглядываясь на дверь. В остатки моего рванья я тщательно завернула свою драгоценную свечку и аккуратно положила все на лавку, после этого ступила в ванну.

Она была глубже, чем я ожидала. Вода оказалась слишком горячей и доходила мне до подбородка, когда я села. Первые мгновения я не могла ничего делать и просто сидела там, а затем откинулась назад и погрузилась в воду полностью. Вынырнув, я увидела, что с моих волос стекают коричневатые ручейки грязной воды. Удивляться тут нечему, но я все же смутилась. Я встала, вытащила из горшочка мыло и натерлась им. После небольшого колебания намылила и волосы, а затем ополоснулась в помутневшей воде.

Я не раздевалась с тех пор, как была у торговца Акриэль, выцветшие коричневые и зеленые синяки все еще виднелись на моих бедрах и голенях. Ногти на ногах потрескались, и сколько ни натирай, до конца их было не отчистить. Кожа на ладонях огрубела после работы, которую заставляла меня делать Двалия – пожалуй, это руки какой-нибудь служанки, а не высокородной девицы из Бакка. Меня охватил стыд, ведь раньше я не знала, что потрескавшиеся руки у девушек-кухарок означали выполнение такой работы, которую никогда бы не потребовали от меня. Сколько раз я проклинала события, вырвавшие меня из моего уютного мирка - и только сейчас до меня кое-что начало доходить. Например, каково это - родиться рабом или слугой, знать, что тяготы и унижения, перенесенные мною, будут случаться каждый день на протяжении всей жизни.

Я оделась, но в этом странном одеянии все равно чувствовала себя голой. Все было таким свободным, брюки едва доходили до колен, зато рукава блузы закрывали запястья. Сшито всё было из светло-розовой ткани. Непонятно, как в таком балахоне прятать и носить с собой свечу. Сандалии были очень загадочные, но, наконец, я кое-как привязала их к ногам с помощью ремешков. Под одеждой на скамье я нашла гребень. Вода превратила мои волосы в плотную шапку кудрей, и лучшее, что я могла сделать - это собрать их поаккуратнее. Я свернула старую одежду и поискала водосток, чтобы спустить мутную воду, но не нашла. Мне стало неловко, что кто-то увидит, какой грязной я была. Преодолев это чувство, я спрятала свечу внутри свертка изношенной одежды и, придерживая его подмышкой, вышла из ванной.

Дневной свет становился ярче, и утро здесь было теплее, чем полдень в Бакке. Капра осмотрела меня с ног до головы, задержавшись взглядом на моих ногах, покрытых синяками.

– Оставь эти тряпки. Просто брось их. Служители всё уберут.

Я замерла. Потом молча вытащила из комка грязной одежды две половинки моей сломанной свечи и уронила старую одежду на пол. Капра сердито спросила:

– Что это такое ты с собой несёшь?

–

Свечу, которую сделала моя мама.

Саму свечу показывать ей не стала.

– Брось ее.

– Нет, - я посмотрела ей прямо в лицо. Какие странные у нее глаза. Сегодня они казались не бледно-голубыми и не серыми, а грязно-белыми. Смотреть в них было тяжело, но я выдержала.

Она наклонила голову, вглядываясь в меня.

– Сколько у тебя свечей?

Сама не знаю, почему, но мне не хотелось отвечать.

– Изначально была одна. Она разломилась на две части.

– Одна свеча, - тихо произнесла она. – Как интересно. Но только одна. На свечи в сновидениях как-то не похоже, – при этих словах она как будто ожидала моей реакции.

Мне удалось сохранить спокойное выражение на лице. Но внезапно день как будто замерцал вокруг меня. Я взглянула на Капру, и мне показалось, будто множество лучей света пронизали ее и разбежались в мириадах направлений. Так много дорог исходило из нее, из этого момента, да, - но более того! Она была похожа на нищего, которым был Шут. Любимым называл его мой отец. Я не могу словами объяснить, что я ощутила в ней. Похоже на перекресток, откуда можно уйти в любом направлении. Я отвернулась от нее, задаваясь вопросом, сколько времени прошло, пока у меня было видение. Кажется, нисколько, так как она все еще говорила:

– Что ж, прекрасно. Можешь взять их с собой. Дело твоё.

Впрочем, в ее голосе не чувствовалось желания придраться ко мне и добавить свечу в список моих прегрешений. Ее охранник, судя по выражению лица, счел меня упрямой идиоткой. Он был одним из тех, кто истязал Двалию кнутом. Я стиснула зубы, чтобы от этого воспоминания не задрожала челюсть.

– Следуй за мной, – сказала Капра. – Ты тут задержишься, так что я покажу тебе здесь все. Позже мы решим, кем ты будешь. Возможно, исследователем. Возможно, ученицей. Может быть, только служанкой, – она улыбнулась мне, ниточкой растянув тонкие губы. – Или пойдешь на разведение. Или станешь рабом на продажу. Полно вариантов, какое полезное применение найти тебе по душе.

Вряд ли мне пришлось бы по душе хоть одно из них, но я смолчала и пошла за ней, а сзади следовал ее охранник. Ремни сандалий врезались мне в ноги, но я, стиснув зубы, шла дальше. Мы зашли внутрь замка - наконец-то солнце больше не пекло голову. Только оказавшись под крышей, я поняла, что мучительно жмурилась от ослепительного блеска белого камня на ярком свете.

Она не торопилась, но и не останавливалась. На втором этаже мне показали комнату, где пятеро бледных детей учились писать, им помогали писари в зеленой форме. Подле каждого ребенка сидел писарь и помогал ему управляться со стилусом. Бледные дети выглядели очень маленькими, года три, не больше. Но если они похожи на меня, значит, они куда старше, чем кажутся.

Мы пересекли длинный, плавно закругленный коридор и поднялись по великолепной мраморной лестнице на третий этаж.

– Сюда мы приглашаем тех, кто хочет разделить нашу мудрость, – с этими словами она открыла дверь в помещение, отделанное панелями из дорогого дерева и устланное коврами. В центре был великолепный стол, окруженный резными стульями. На столе стоял графин, наполненный какой-то жидкостью, и стаканы из тонкого стекла.

В следующем помещении шестеро молодых Белых сидели за столом. Позади них в ожидании стояли Служители.