Судьба засранца

Клизма Апполон

– А у меня есть волшебный ключик! – воскликнул я, допив водку. – Вот он!

…и извлёк волшебное служебное удостоверение.

– Да-а-а, – задумчиво протянул мужичок, – это действительно волшебный ключик. Ну что ж, молодой человек, дерзайте! В путь! На поиски мечты своего детства!

Мой странный собеседник пожал мне напутственно руку и я под воздействием его речей и стакана водки отправился на поиски мечты своего детства.

Искал я свою мечту недолго. Мечта даже снаружи была изгажена и пахла совсем немечтательно. Но мечта – это святое!

И

я, вошел в мечту, предъявив её посетительницам служебное удостоверение Товарища в штатском. Но его волшебные свойства не сработали! Кто-то завизжал, кто-то заорал, кто-то заехал мне чем-то тяжёлым в ухо так, что искры из глаз посыпались. И самое ужасное то, что волшебное удостоверение было нагло выбито и упало вместе с моими наполеоновскими планами в дырку, предназначенную для падения фекалий. Это последнее, что я видел, прежде, чем потерять сознание после очередного удара в ухо чем-то ещё более тяжёлым.

…Надо мной склонилась какая-то огромная тень… На этом свете я, или на том?

– А ну, засранец, вставай!

На том свете такие выражения, по всей видимости, недопустимы. Я понял, что ещё на свете этом.

Огромная бабка по объёмам сопоставимая с Просдхой Емпистадоровной крепко взяла меня за ухо и подняла с загаженного пола.

– Ах ты, козёл драный, я сейчас тебя в милицию сдам! Там тебе впендюрят за хулиганство по самое «не могу»! – ругалась бабка.

От черепно-мозговой травмы, которую только что получил, я плохо соображал, поэтому пришло в голову то, что пришло. Я торжественно извлёк из пиджака свои документы, заботливо уложенные Товарищем в штатском в пакетик, и не менее торжественно вручил их Огромной бабке.

– Вот, смотрите, – указал я на свой больничный, лежащий на самом верху, – я псих ненормальный, меня в тюрьму сажать нельзя, только в психушку.

– Ах, в психушку! – воскликнула Огромная бабка, – ну так пошли в психушку!!!

…и, схватив меня за ухо, поволокла в сторону психбольницы, из которой я только что вырвался.

Всю дорогу я умолял Огромную бабку не сдавать в психбольницу, но бабка была неумолима, держа как в клещах моё ухо, пока я не расплакался и стал молить её:

– Тётенька, простите засранца! Я больше не буду! Я на всё согласен! Я даже вам трусы стирать буду!

…и вдруг, на Огромную бабку это подействовало.

– Вот что, засранец, – не отпуская моего уха, произнесла она, – а пошли как ко мне домой, там как раз стирки много.

…и, развернувшись, повела меня, держа за ухо к себе домой.

– А где документы то мои, – поинтересовался я, когда бабка приволокла к себе домой.

– В надёжном месте будут, – ответствовала бабка, – отработать документы, надо будет, засранец. А ну, марш трусы стирать!

Я не умел не то что чужие, но и свои стирать. Когда это поняла бабка, то отстранила от этого грязного дела и заперла меня в грязном чулане с горшком, объяснив:

– Вот здесь жить будешь.

На следующее утро бабка выпустила меня, чтобы я вынес в размешенные на дворе удобства свой и её горшок, после чего поставила мне цель:

–

Сейчас на кладбище пойдёшь.

– ?

– Цветы подберёшь, которые на могилы нанесли, – объяснила задачу она.

– ??

– А я продавать буду.

И действительно, на кладбище, а после свадеб – возле вечного огня лежали кучи цветов, которые надо было вовремя забрать, пока не забрали другие, которые тоже спешили их продать, пока они совсем не завяли. На кладбище лежали и искусственные, которые, хотя и не вяли, но по их замызганному виду было видно, что их использовали десяток раз. И их тоже надо было собрать. В общем, загрузился я так, что охапку цветов еле приволок. Но на этом мои трудовые обязанности не закончились.

– А теперь – на базар, – скомандовала бабка.

Бабка наваливала на меня охапки цветов, так, что я сгибался в три погибели.

Конвоируя меня на базар, она всю дорогу ругалась о том, какая нынешняя молодёжь ленивая и неблагодарная.

– Ни хрена не хотят делать, только на базаре торговать!

О каком базаре она говорила, я не мог понять, ибо на том базаре, куда мы с ней пришли, никакая молодёжь не торговала. На нём торговали такие же бабки, сидевшие, как правило, сразу на двух табуретках, поскольку на одной их задницы никак не умещались.

Среди них я с ужасом заметил работницу из столовки дурдома, которая притащила на продажу всё то, чем должна была кормить больных. Но она, видимо, появлялась в дурдоме лишь, чтобы утащить очередную партию продуктов на базар, поэтому психов в лицо не помнила. Она и начала рабочий день рынка, ехидно заметив соседней бабке, торговавшей мясом:

– Ты уж весь мясокомбинат свой растащила, в магазинах никакого мяса нет.

– Кому мясо нужно – сюда приходят. А твои больные с голоду не подохли? Ты что-нибудь в столовке им оставляешь? – ответствовала торговка – мясокомбинатовская воровка.

– Да какие там больные! Психи! И то, не болеют, а косят! – ответствовала работница столовой дурдома, – Зато другие, – она кивнула в сторону Огромной Бабки, – мусором торгуют.

– Сама ты, мусор, – подхватила эстафету оскорблений Огромная баба, – я подбираю, что другие оставили, так, что в случае чего и привлечь меня не за что. А ты под статьёй ходишь!

– А вот, кстати, и «статья» идет! – заметил кто-то из бабок.

Статья шла по рыночному ряду в форме худенького милиционера с такой же худенькой папочкой, который робко подошёл к работнице дурдома и, вежливо поздоровавшись, завел с ней о чём-то беседу.

И тут Огромная бабка дала мне поручение сходить на другой конец рынка, где торгуют цветами выходцы с Кавказа, и узнать цены, а, когда я вернулся с докладом, то застал ужасную сцену: все бабки дружно набросились на худенького милиционера, ругая его на весь рынок.

– Ты куда смотришь! – кричали они, – на рынке одни воры и спекулянты торгу ют, а ты мер не принимаешь!

– А ну сходи, армян проверь! – скомандовала Огромная бабка, – Спекулируют цветами на глазах у всех, а ты бездельничаешь!