Судьба засранца
Шрифт:
Я пытался робко возразить, на что Огромная бабка предложила другой вариант:
– Тогда сдам в психушку.
Ночью с канистрой керосина я пошёл жечь ненавистный бабкам киоск.
Фонари не горели, в кустах кто-то шевелился и повизгивал: то ли собаки, то ли парочки. Сердце поёкивало, в животе покручивало … Возле рынка я чуть не наступил на лежавшее на дороге какое-то большое рычащее животное. Я даже вскрикнул и разбудил животное, которое пробурчало:
– Ну чё спать не даёшь…
В
На базаре стояла тьма тьмущая, из которой доносилось позвякивание стаканов.
– Эй, Сёма, это ты? – донеслось из темноты, – первача принёс?
Из мрака сначала донёсся ужасающий запах перегара и только потом вырисовалась шатающаяся фигура со стаканом.
– Ого! Целая канистра! – воскликнула фигура, и из темноты сразу вылезли ещё две разящие перегаром фигуры, протягивая перед собой стаканы.
– Давай, разливай! – заорали дружно они.
У меня от такого оборота событий язык отнялся и я не рискнул объяснять что у меня в канистре. Открыв трясущимися руками канистру, я разлил им в стаканы керосин. Грешная троица чокнулась стаканами и вмиг опустошила их.
– Ох и крепкий первач!!! – воскликнул кто-то из них.
– Да, клёвый, – оценил керосин другой.
– А ты, Сёма, чё не пьёшь? – вдруг обратил внимание третий.
– Да я сейчас в сортир сбегаю, – на полном серьёзе пытался объяснять я, ибо в животе от всех переживаний явно назревала революция.
– Да чё ты, Сёма, стесняешься, – воскликнул кто то из грешной троицы, – садись прям здесь, здесь все свои.
– Ты чё, сдурел! – воскликнул другой, – тута не свинюшник, тута все культурные люди и срут, где положено срать культурным людям!
Между двумя завязалась перепалка, а третий, тем временем, со скукой глядел на них, покуривая сигаретку.
Перепалка быстро переросла в потасовку, приведшая к тому, что канистра, грохнулась наземь, и керосин полился во все стороны. А через мгновенье сцепившиеся собутыльники уронили наземь и третьего с его сигаретой, от которой керосин вспыхнул до небес…
…Сортир я уже не успел найти, сил хватило добежать до ближайших кустов, из которых я наблюдал как полыхает базар. На улице сразу стало светло и не страшно и я с чувством честно выполненного долга пошёл домой к Огромной бабке, но та, увидев полыхающее на пол-неба зарево уже сама бежала навстречу.
– Я тебе только киоск спалить сказала! На хрена ты весь базар подпалил! – набросилась она на меня.
– Я старался как лучше, чтоб с гарантией было, – пытался оправдаться я.
– Ах ты засранец! А ну марш тушить! – и бабка, схватив меня за шиворот, поволокла к базару.
Возле пылающего базара собралась толпа зевак, на которую Огромная бабка рявкнула ещё громче, чем
– Вы что стоите, рты раззявили!!! Общественное добро горит, а вы палец о палец не ударили, бездельники!!! А ну, марш тушить!!!
Кого-то из толпы баба пыталась схватить за шиворот, дабы направить на тушение пожара, но после таких её речей зеваки и бездельники поспешили от огня подальше, оставив на месте происшествия робко стоящего с тощей папочкой не менее тощего милиционера, на которого Огромная бабка обрушила весь свой гнев:
– Ты что стоишь как истукан!!! Ты милиция, или что!!! Ты почему мер не принимаешь, дармоед!!!
Милиционер робко пытался что-то объяснить, но бабка продолжала орать на него:
– Куда ты смотрел, олух!!! Бардак кругом, а ты со своей папочкой носишься, как дурень с писаной торбой!!! Довели страну!!!
В это время с большим опозданием подъехала пожарная машина и бабка переключила весь гнев на пожарных:
– Сколько вас, дармоедов, ждать можно!!? Дрыхните днями, бездельники!!!
… и получила в рыло струю из брандспойта, отлетев на приличное расстояние.
После того, как пожарники залили догоравший базар, стало видно, что сгорели почти все имевшиеся на нём халупы, строения и сооружения. Так что, торговать Огромной бабке и сотоварищам стало негде и, главное – негде собираться, чтобы перемыть косточки жене Горбачёва. Вот это ужасно! Но еще более ужасно, даже кошмарно то, что невредимым из всех сооружений, строений и халуп остался только киоск кооператора, спалить который поручила мне бабка!
Огромная бабка пинками гнала меня до дома, где заперла меня в чулан.
– Ну бестолочь, ну баран, ну засранец! – орала она на меня, – Ни хрена хорошего не умеешь делать! Киоск паршивый по-человечески не мог сжечь! Даже продать тебя нельзя: кто за такого идиота заплатит!
И вдруг её посетила идея …
– Слышь ты, у тебя родители есть то?
– Да: папа, мама…
– Чем они работают?
– Учителями.
– Это хорошо! Пока я в школе училась, её директор дом себе построил только на то, что мои родители ему натаскали. А ну пиши родителям письмо!
Бабка извлекла меня из чулана, дала ручку и бумагу и заставила писать маме и папе слёзное письмо о том, что меня похитили рэкетиры и требуют выкуп. И я стал писать и даже написал, помимо того, что требовала бабка, что согласен отказаться от маминого наследства, только, пускай, заберут меня поскорей отсюда. Потом бабка снова заперла меня в чулан и закончила начатое письмо, дописав сколько должны были папа с мамой за меня заплатить. Сколько она потребовала, по сей день не знаю, но что-то очень много, если за идеал взяла директора своей школы.