Судьба. Книга 3
Шрифт:
— Это пусть тебя не волнует. Я за Борды ручаюсь, как за самого себя.
Черкез-ишан снова бросил на Клычли быстрый взгляд, хотел что-то сказать, но промолчал.
Поговорив ещё немного, они расстались.
Нефть и масло Черкез-ишан помог достать.
Дымоход кривой, да дым прямой
Трудно представить, как шли красные войска по Каракумам от Чарджоу до Байрам-Али. А ведь большинство бойцов были уроженцами России, привыкшими к прохладному, мягкому климату! За двадцать дней они прошли двести с лишним километров.
Белые организовали у Байрам-Али сильную оборону. На их стороне приняли участие в боях первые отряды английских колониальных войск, состоящие из сипаев. Не в пример своим осторожным хозяевам, сипаи дрались отчаянно. Невозмутимые темнолицые воины в светлой одежде, казалось, были начисто лишены чувства страха. Их не пугал ни массированный пулемётный огонь, пн штыковой удар атакующих. И всё же Байрам-Али был взят. Этому в значительной мере способствовали и туркменские джигиты, переходившие на сторону красных.
Штаб белых продолжал пока оставаться в Мары. Когда было получено сообщение о решительном наступлении красных, Ораз-сердар дал команду немедленно собрать всех марыйских арчинов, известных яшули, представителей духовенства. Невзирая на ночь, во все стороны поскакали по аулам гонцы.
События, которые до сих пор обходили Черкез-ишана стороной, захватили на этот раз и его: он был вызван к Ораз-сердару.
В штабном вагоне кроме самого Ораз-сердара находились Бекмурад-бай, несколько туркмен, один русский и два английских офицера. Они не обратили на вошедшего внимания и вскоре один за другим перешли в другое купе.
Ораз-сердар принял Черкез-ишана сдержанно, но уважительно. Подвинул к нему лёгкую закуску, в тонкие хрустальные бокалы налил коньяк.
— Выпьем за ваше здоровье, ишан.
— От души тронут, сердар-ага, однако пить не могу, — отклонил приглашение Черкез-ишан.
— Так нельзя, — Ораз-сердар протянул свой бокал. — Надо обязательно выпить. Или вы строгий ревнительмусульманских законов, запрещающих правоверным пить вино?
— Нет, сердар-ага, я не ханжа, но сейчас чувствую себя, к сожалению, нездоровым. Могу только чокнуться.
Черкез-ишан прикоснулся к бокалу Ораз-сердара своим в поставил его на стол. Но Ораз-сердар не отставал.
— Вы нездоровы? Вероятно, простудились. В этом случае добрый глоток коньяка — лучшее лекарство.
— У меня не простуда. Доктор запретил пить.
— Ну, что ж, докторам надо верить, — Ораз-сердар с видимым удовольствием выцедил коньяк, задержал дыхание, пососал ломтик лимона. — Вы не обижаетесь, что я вас среди ночи побеспокоил, сон ваш нарушил?
— Не обижаюсь, — сказал Черкез-ишан. — Вы сами по ночам глаз не смыкаете. Вероятно,
— Конечно, мой дорогой ишан! Разве стали бы вас тревожить попусту. Вы нам очень нужны.
— К вашим услугам, сердар-ага.
— Дела такие, мой ишан: часа через два здесь соберутся все марыйские арчины, яшули, муллы. Вас в округе знают и уважают все. Вы скажете собравшимся своё слово.
— «Если вода ваша окажется в глубине, кто к вам придёт с водой ключевой?» — вполголоса произнёс Черкез-ишан. — Прав был пророк наш, Мухаммед…
Ораз-сердар почёл за лучшее не расслышать брошенной реплики. Он снова наполнил свой бокал, подержал его в руке, как бы раздумывая, поставил на стол.
— До сих пор вы стояли в стороне от нашего дела, — сказал он, обращаясь к Черкез-ишану. — Тут, конечно, наша вина, что забыли пригласить умного и полезного человека. Простите нам невольную ошибку и не обижайтесь.
— Да нет, сердар-ага, я ни на кого и ни за что не обижаюсь, — усмехнулся Черкнз-ишан. — Я ведь, как вы изволили выразиться, человек умный.
— Вам ещё надлежит стать и полезным. С нынешнего дня вы будете находиться в пашем штабе.
— Солнцу не надлежит догонять месяц, и ночь но опередит день, и каждый плавает по своему своду.
— О, я знаю, мой ишан, что вы — прекрасный знаток корана! Но что вы хотели сказать этой фразой?
— Только то, сердар-ага, что, сожалея, вынужден отклонить ваше любезное предложение.
— Почему?
— Я человек свободный, ничем не связанный, поступаю как мне заблагорассудится. Поэтому, думаю, будет лучше, если вы меня оставите в покое.
— Нам нужны такие люди, как вы.
— Я не знаток военной науки, сердар-ага. Что мне делать в вашем штабе?
— Дела найдутся, скучать не будете. В первую очередь нужно перед яшули и арчинами выступить.
— Что я должен им сказать?
— Красные наступают на Байрам-Али. Завтра в одиннадцать часов здесь должно быть около тысячи конных. Их должны поставить марыйские аулы. На основании этого вы и продумайте содержание вашего выступления.
Помолчав, Черкез-ишан сказал как бы в раздумье:
— Все вы — пастыри, и все вы отвечаете за свою паству, — так свидетельствует хадис.
— А разве вы не считаете себя пастырем? — быстро отозвался Ораз-сердар.
— Нет, — покачал головой Черкез-ишан, — из меня пастырь не получился. Вот мой отец — дело другое. Кстати, он выступал, когда вы прибыли в Мары — он может выступить и сейчас. Это будет лучший выход из положения.
— Позвольте мне знать, ишан, что лучше, а что хуже! — начал сердиться Ораз-сердар. — Если я прошу выступить вас, значит знаю, что именно ваше выступление необходимо.
Меня, сердар-ага, никто и слушать не станет. У меня нет такой силы, как у аллаха, который сумел связать врагов Мухаммеда паутиной и она стала прочнее канатов. Мою паутину, сердар-ага, прорвёт даже пятилетий мальчик.
— Значит, вы не любите свою родину, если не хотите ей помочь?
— Люблю, мой сердар. Согласен даже ослепнуть от пыли родины. Если в Хиндустане умру, завещание сделаю, чтобы тело на родину перевезли.