Судьба. Книга 3
Шрифт:
Поблагодарив старика и распрощавшись с ним, Сергей стал совещаться с товарищами. Похоже, что старику можно верить, по всё же следует убедиться самим, сколько джигитов и англичан в ауле, как они вооружены. Решили, что в аул поедет Дурды, а остальные спрячутся в камышах возле арыка и будут ждать.
Дурды поехал. У аульной околицы он повстречал дайханина. Дайханин оказался словоохотливым, ответил на все вопросы. Сведения, сообщённые стариком, подтвердились. Кое-что и нового узнал Дурды. Ехать в аул не имело смысла, и он уже поворачивал копя, когда раздался выстрел и пуля взбила султанчик пыля на дороге. Дурды
Но было уже поздно — из аула вырвалась погоня.
— Не стреляйте! — приказал Сергей. — Подпускайте ближе! И ждите команды!
Дружный залп свалил нескольких преследователей. Остальные спешились, прячась за камышами.
Расстреляв по обойме, Сергей с товарищами вскочили на коней и помчались по дороге вдоль широкого полноводного арыка, тянущегося параллельно Мургабу. Некоторое время казалось, что они уйдут от погони. Но тут, сражённый пулей, грохнулся на землю конь Аги Ханджаева. Это произошло возле аула Полат-бая, где они совсем недавно останавливались на отдых.
Ага вскочил на ноги и, прихрамывая, кинулся к камышам, которыми густо зарос по берегам арык. Но не пробежал и двадцати шагов, как его ткнула в бедро железная спица пули, и он упал. Дурды скатился с коня.
— Аллак, давай сюда! — закричал он.
Вдвоём они помогли Ханджаеву взобраться на Алла-кова коня.
— Садись и гони в город! — Дурды махнул плетью.
Аллак поскакал. Ему предстояло миновать мост через арык, открытое пространство до мургабского моста и уж оттуда — до города.
Четверо друзей залегли, отстреливаясь от погони. Она держались до последней возможности, чтобы выиграть побольше времени для Аллака и Аги — конь под двумя всадниками шёл тяжело. И только когда те стали приближаться к мургабскому мосту, Сергей приказал садиться.
Разгорячённые погоней и близким успехом, враги не отставали. На мосту через арык вздрогнул и качнулся от удара пули Сергей. Он ещё цеплялся за луку седла, стараясь сохранить равновесие, когда в следующую секунду пуля попала в коня. Конь рухнул на всём скаку. Сергей перелетел через низкие перила и булькнул в мутную арычную воду.
— Эх! — отчаянно крикнул Берды, калеча удилами, губы Серого и спрыгивая с седла.
Но его опередил Дурды.
— Задержи их, Берды-джан! — И, сбросив патронташ и папаху, бросился в арык за Сергеем.
— Скачи, Меле! — приказал Берды растерявшемуся парню. — Догоняй Аллака и не отставай от него ни на шаг!
Трудно устоять одному против двадцати, даже если ты превосходный стрелок. Но Берды вошёл в азарт, как и тогда, во время перестрелки с нукерами Абды-хана. Он еле успевал перезаряжать винтовку, торжествующе ха-кая при каждом удачном выстреле. А когда оглянулся на скачущего Меле, то увидел, что путь к отступлению отрезан: догоняя Меле, к мургабскому мосту приближалось около десятка всадников — они, видимо, переправились через арык вброд.
Берды вскочил на Серого и погнал его к Мургабу. Мост для него был закрыт, и он лихорадочно искал главами, где пониже берег. Словно понимая отчаянное положение своего хозяина, Серый птицей взвился в воздух и ухнул в зеленоватые волны реки.
Вода сразу же обхватила Берды мягкими объятиями, с неодолимой силой оторвала от коня, долгим холодным поцелуем прильнула к губам. Он забился, задыхаясь, захлёбываясь. Вынырнул,
Берды схватился за гриву. Он всё ещё не мог дышать к ещё раз глотнул воды. Несколько раз пальцы его оскользались на мокрой жёсткой гриве, и всякий раз конь приостанавливался, давая хозяину возможность снова ухватиться за пего.
Это продолжалось бесконечно долго. Один раз обессиленному, полузадохшемуся Берды послышалось тревожное ржание. Он понял, что Серый выбивается из сил, тонет, борясь с бурным течением реки, и заплакал от жалости к нему. Так, плачущего, не имеющего сил встать на ноги, задыхающегося, его взяли джигиты на западном берегу Муртаба.
Он принял это с покорным равнодушием бессилия. Покачиваясь со связанными руками в седле, поддерживаемый с двух сторон двумя джигитами, он безразличными глазами скользнул по плачущей у моста молоденькой девушке, не узнавая её и не догадываясь, что здесь произошла ещё одна трагедия. А случилось вот что.
Сыновья Худайберды-ага, умершего в голодный год, маленькие Хакмурад и Довлетмурад играли неподалёку от реки. Привлечённые выстрелами и криками скачущих всадников, они подошли поближе к мосту. И в это время увидели: их «кака Меле» изо всех сил нахлёстывает коня, а за ним гонятся чужие. Ребятишки они были сообразительные и решили помочь старшему брату уйти от погони. Они стащили с себя рубашки, юркнули под мост и, когда Меле проскакал мимо, выскочили на дорогу, подпрыгивая, закричали, заулюлюкали, подкидывая кверху рубашки.
Конь англичанина, скакавшего первым, взвился на дыбы, шарахнулся в сторону. Всадник вылетел из седла. Вскочив, он несколько секунд смотрел на ребятишек. И они, испуганные и притихшие, смотрели на его худое лицо, похожее на обтянутый пергаментом череп. Оскалив крупные лошадиные зубы, англичанин медленно потянул из кобуры пистолет. Взявшись за руки, Хакмурад и Довлетмурад смотрели, не понимая, что он хочет делать. Они так и не поняли, упав после выстрелов друг на дружку: младшенький Хакмурад — вниз, старшин Довлетмурад — сверху, словно прикрывая братишку своим телом от нового выстрела. Англичанин продул ствол пистолета, сунул его в кобуру; сморщившись и пробормотав проклятие, потёр ушибленное при падении колено и пошёл к своему коню. Ласково потрепал его по холке, огладил шелковистый храп, протянул на ладони кусок сахара. Конь громко захрустел, а он стоял и смотрел на него внимательными добрыми глазами, дожидаясь, пока джигиты выловят из реки подплывающего большевика.
Когда прибежала Мая, над трупиками мальчиков уже гудела большая зелёная муха. Рыдая, девушка тормошила братишек, умоляла подняться, вспоминала, как спасла их от смерти в голодный год, прося подаяние, проклинала убийц.
— На своих руках вас носила! — рыдала Мая. — Последнюю корочку отдавала!.. Халатом своим одевала, сама мёрзла!.. Ой, братишечки, вы мои родненькие! Поднимитесь, мои хорошие… скажите хоть словечко…. Ой, горе мне!.. Дикий зверь жалеет маленьких — у кого же на вас рука поднялась, какая проклятая мать родила его в полуночный час!.. Ой, братишечки, вы мои родненькие!..