Судьба. Книга 3
Шрифт:
— Так в чём же дело? Байрам-Али угрожают красные— разве это не ваша родина?
— Моя родина — и Байрам-Али, и Ашхабад, и Шака-дам. Только не знаю я, кто её хозяином будет.
— Не вижу мудрости в ваших словах.
— Можно быть мудрым, как удод пророка Сулеймана, я всё равно не понять, зачем течёт по туркменской земле невинная кровь.
Ораз-сердар бросил на Черкез-ишана испытующе острый взгляд, вкрадчиво сказал:
— Может быть, вы большевик, ишан?
— Не знаю, — ответил Черкез-ишан. — Я не понимаю цели ни большевиков, ни меньшевиков. А того меньше понимаю,
— Теперь я вижу, что ошибался в вас! — Ораз-сердар встал, показывая, что разговор окончен. — Вы самый настоящий большевик!
Черкез-ишан тоже поднялся.
— Раз вы так говорите, может быть… По крайней мере, я этого не знаю.
— Категорически отказываетесь выступать?
— Зачем же категорически? Если вы настаиваете, я могу выступить. Но ничего нового, кроме того, что говорил вам, не скажу. Совесть мне не позволяет агитировать людей на бесцельное кровопролитие.
— Слишком у вас твёрдая совесть, ишан! Не забывайте, что палка, которая не гнётся, — ломается!
— Учту ваш совет, сердар-ага, но примите и мой. Аллах сказал: «Всё течёт до назначенного предела». Не просмотрите этот предел. Может быть, он не так уж далёк.
— До свиданья, ишан!
— Будьте здоровы, сердар-ага.
Выходя из купе, Черкез-ишан столкнулся с Бекмурад-баем. Тот смерил его презрительным взглядом, не собираясь уступать дорогу. Черкез-ишан вежливо посторонился. Бекмурад-бай шумно засопел и прошёл мимо.
— Из ближних аулов люди уже собрались, сердар-ага, — доложил он и, кивнув лохматым тельпеком на дверь, спросил — С этим договорились?
— Договорились, — суховато сказал Ораз-сердар.
— И всё ещё сомневаетесь, что он большевик?
— Возможно.
— Не возможно, сердар-ага, а точно! Большевик он и связи у него с большевиками. Его надо немедленно арестовать!
— Успеем, никуда он от нас не денется, — сказал Ораз-сердар. — Пойдёмте лучше сперва с людьми потолкуем.
Перед вагоном уже собралась порядочная группа арчинов, мулл и белобородых старцев. Не зная, зачем их призвали среди ночи, они тихо и тревожно гудели. Когда Ораз-сердар вышел, гул постепенно стих, все головы повернулись к двери вагона. Среди них стоял и Черкез-ишан.
— Люди! — негромко и проникновенно начал Ораз-сердар. — Я побеспокоил вас потому, что меня вынудила необходимость. Прошу простить меня за беспокойство…
Люди, большевики напали иа Байрам-Али. Если предоставить мм свободу действий, то сегодня они займут Байрам-Али, завтра — Мары. Они озлоблены, они кровожадны — уничтожают женщин, детей, стариков, угоняют скот. Если не хотите, чтобы вас постигло непоправимое несчастье, защищайтесь. Я много говорить не буду. Пусть каждый арчин к утру приведёт сюда двадцать пять вооружённых конников. У кого не окажется оружия, мы выдадим. Арчины, муллы и яшули аулов головой отвечают за выполнение этого приказа. Понятно?
— Попятно, сердар-ага!
— Каждому из арчинов я даю несколько вооружённых джигитов и двух свободных коней. Если тот, кому выпадет жребий идти, станет
— Понятно, сердар-ага!
Если понятно, тогда не будем медлить. Расходитесь и выполняйте приказ. Подумайте о зверствах, которые творят большевики, расскажите об этом всем своим односельчанам.
— Разрешите мне сказать несколько слов? — обратился к Ораз-сердару Черкез-ишан.
Самодовольно усмехнувшись, Ораз-сердар крикнул:
— Люди, погодите! Сын ишана Сеидахмеда Черкез-ишан хочет сказать вам несколько слов. Послушайте его!.
— Во имя аллаха милостивого, милосердного! — начал Черкез-ишан своё выступление ритуальной формулой. — Люди, послушайте священные слова пророка! В писании сказано: «Держись прощения, побуждай к добру и отстранись от невежд!» И ещё сказано: «Есть ли воздаяние за добро, кроме добра?» Если вы не сделали никому зла, то и вам зла не сделают, — так утверждаем пророк. Скажите, зачем вам нужно кровопролитие? Зачем лучших сыновей своих вы пошлёте на гибель, которая совершенно бесцельна? Не надо вооружать людей! Не надо посылать их на войну!..
Ораз-сердар что-то негромко сказал. Бекмурад-бай и несколько офицеров выдвинулись вперёд, отгородив Черкез-ишана от толпы и тесня его к вагону.
— Идите, люди, выполняйте приказание! — крикнул Ораз-сердар. — Малейшая задержка — гибельна! За задержку будем наказывать!
Арчилы и яшули разошлись, по-разному толкуя странное выступление сына ишана Сеидахмеда. Черкез-ишан был арестован и. брошен в тюрьму. Однако он не падал духом. Сидя в вонючей, кишащей клопами камере, он давил клопов и сочинял стихи против Ораз-сердара. Это были ядовитые и злые стихи, открыто обличающие Ораз-сердара в грубом нарушении мусульманских законов, в измене родине и пророчащие ему бесславный конец от руки большевиков.
А муллы и арчины в это время ревностно выполняли приказ Ораз-сердара. Как и обычно, больше всех досталось беднякам. У одних отбирали лошадь, у других — оружие, третьих отправляли на фронт. Не всё шло гладко. Многие отказывались подчиняться. Таких без долгих разговоров отправляли под конвоем на расправу к Ораз-сердару. Некоторые, видя безвыходность положения и не желая воевать, уходили в пески. Однако немало было и таких, которые шли беспрекословно, некоторые — даже с охотой.
Четырнадцатого августа все дороги, ведущие от аулов к городу, были переполнены народом. Шли пешие и конные, вооружённые и безоружные, шли группами и в одиночку, сами и под конвоем.
Естественно, марыйские большевики тоже не сидели, сложа руки. Они послали на дороги своих агитаторов, чтобы разубедить дайхан, вернуть по домам хоть часть из них. Среди агитаторов были и наши друзья — Сергей, Берды и Клычли.
Старик в стоптанных чарыках, с берданкой на плече и мокрой от пота бородой шёл, видно, издалека и так устал, что сначала даже не заметил трёх джигитов, сидящих в тени у арыка. Он склонился к воде и стал черпать её одной рукой, второй придерживая на плече берданку. Потом сбросил ружьё на землю и стал пить пригоршней, причмокивая от удовольствия.