Судороги Земли
Шрифт:
Зодчий приблизился к стеллажам. Корешки книг открыто насмехались над ним: Набоков, Есенин, Пушкин, Достоевский, Лондон, Дюма - титаны мысли, чьи даты рождения никак не совпадали с первой половиной семнадцатого века!..
– Садитесь за этот стол.
– Глухой, надтреснутый голос старика прозвучал в тишине неестественно громко.
Зодчий от неожиданности вздрогнул и опустился на предложенное Лекарием место.
– От первой рукописи остались только фрагменты, - заговорил старик, с благоговением раскладывая перед Зодчим желтоватые листочки.
– Почти всё сгорело при... Впрочем, об этом
Зодчий аккуратно подвинул к себе первый лист и погрузился в чтение...
18.
"...вновь пришли бирючи на дворы тяглых людей и кричали: "Всем людишкам накрепко заказано избы и мыльни не топить, поздним вечером с огнём никому не ходить и не сидеть!" И возроптали людишки тягловые: "А кормиться-то как?" И отвечали бирючи: "Для хлебного печенья и чтобы было где варить, наделайте печей в огородах да в местах, где голь земельная, подале от хором. От ветру и другой напасти огородите и лубьём ущитите гораздо". А далее воевода своим указом и вовсе в притеснении нас оставил, приказал избы и бани запечатать, сказав, чтоб жили все в клети, аль в подклети. А как жить-то, коли холода заворачивают уже в сентябрь-хмурень? Вот и трясётся народишко от холода, а согреться горячим нельзя, печь-то в огороде совсем в разор пришла, а мастеровые да печники знатные все в Москву выгнаны на работы городовые и царские. Вот и порешил сход идти от домов своих, да места промышлять новые, и много люда..."
Далее шли сплошные разводы и пятна, указывающие на то, что листок и горел сильно, и поливался водой неоднократно. Зодчий потянулся к другой странице, начиная испытывать уважение не столько к бумаге, по которой бежали ровные ряды каллиграфического письма, сколько к тому, кто составил интересный артефакт много десятилетий назад.
"...Воевода Зарьег челом бил, дабы получить в кормление городок наш. И отказа ему не было. Рад Зарьег, ибо получить город на воеводство - и честь большая для дворянина, да и кормление сытное. Рады в семье воеводы. И не только в семье - радуются и дети, и племянники, и дядюшки, и тётушки. Дворня радуется - ключники, подклетные, ибо сыты будут не только сами, но и детушки их малые. Злее и пуще прежнего от радости несёт вздорные речи юродивый - ему подачи богатые будут. А с кого они изымутся..."
Далее половина листа сильно обожжена и только внизу остался небольшой кусочек, который ещё можно прочесть:
"...и бражничает безобразно. Зело охоч в зернь, да карты играть, а случается, что и жену свою законную бьёт и мучит, и принародно всякие слова поносные говорит. Вот и бьём челом мы, чтобы выслали его вон, чтоб нам в пене и опале не быти..."
Зодчий читал страницу за страницей, постепенно понимая причину, некогда толкнувшую верцев уйти всей общиной в новые, не обжитые места. Однако не только от притеснения дворянского бежали люди в тайгу...
"...И до того дошло, что иностранцы пишут своим государям: "Не ведома нам другая такая страна, где бы пьянство было таким общим пороком, как в Московии - пьют водку во всякий час, прежде, после и во время обеда. И питие это всем любо, какого бы пола, сана и звания не был человек". А в московских, в ближних и в дальних, степных и не степных монастырях
Чем занимались "чёрные и белые попы" три века тому назад, Зодчий узнать не смог - листочки закончились. Он ещё раз пробежал их глазами, запоминая слог и стилистику того времени. Потом встал. Старик сразу же, словно караулил Зодчего, приблизился к нему. Аккуратно собрал листы в тряпицу, пропитанную каким-то ароматным составом, и сказал:
– Что не сохранилось в рукописи, мы восстановили по памяти. Но это большая книга - вам потребуется несколько часов. К тому же Легонт хотел побеседовать с вами до того, как вы её прочтёте.
– Хорошо. Продолжим завтра.
Они вышли из библиотеки и вернулись в комнату, где когда-то стоял макет Зокона. Старик указал на широкую лавку, а сам неслышно исчез за дверью. Несколько минут Зодчий сидел один в полной тишине, потом услышал лёгкие шаги. Не торопясь, поднялся им навстречу.
Дверь распахнулась, в комнату впорхнула девушка - та самая, что когда-то угостила его ароматным хлебом. Зодчий собрался сказать какую-нибудь банальную глупость, но девушка сама подбежала к нему, поцеловала в щёку и произнесла с обидой в голосе:
– Обещал через день приехать, а прошла почти неделя!
Несколько секунд Зодчий безуспешно боролся с нахлынувшими чувствами: отправляясь в поселение, он был готов ко многому, но к подобному развитию событий - едва ли...
– Ну, чего молчишь?
– требовательно спросила Наита.
– Я Легонта жду...
– осторожно произнёс Зодчий.
– Отец в кузнице задержался. У нас есть несколько минут!
– Отец?..
– осипшим голосом спросил Зодчий.
Девушка удивлённо посмотрела на него.
– Странный ты какой-то...
– сказала она тихо.
– Да я...
В этот момент где-то недалеко послышался громкий разговор, спасший Зодчего от необходимости лгать и изворачиваться. Девушка молча выпорхнула из комнаты, успев на прощанье стрельнуть на Зодчего игриво-озорными глазками. Дверь широко распахнулась, в комнату стремительной походкой вошёл Легонт. Он приблизился к Зодчему и заключил его в объятия.
– Ты не представляешь, как помог нам! Тот сплав, состав которого ты предложил, - мы смогли получить его!
Зодчий собрался возразить, но в это мгновение словно пелена спала с его глаз - он вспомнил слова, произнесённые им всего несколько дней назад именно в этой комнате:
"...Есть документальное свидетельство того, что в жестокой битве на реке Гидаспу воинами Александра Македонского был взят в плен индийский царь Пор, получивший ранение в правое плечо, оказавшееся незащищённым дорогим панцирем. Что же касается самого панциря, на который градом сыпались стрелы и тяжёлые дротики, то к величайшему изумлению македонцев, он не имел ни царапин, ни вмятин и выглядел так, словно его только что изготовили великие мастера кузнечного искусства. Поразились греческие воины и индусским мечам, способным рубить камни, не оставляя на теле меча зазубрин.