Суета сует и никакой войны
Шрифт:
Глава 3
Глава 3, короткая, в которой герой медленно едет за старейшиной, знакомится с хитрым ефрейтором и работает грузчиком. А родичи (и не только они) вновь много курят, что вредно для здоровья! Но помогает успокоить нервы.
Ехать, правда, было недалеко. Но долго. И сесть за руль у Рарри тоже как-то не случилось. Сипаи долбили по форту из полковушек и миномётов обильно и долго. Правда, большая часть выстрелов из пушек была шрапнелью, да и фугасные снаряды больших воронок не давали, так, по колено, да и диаметром в метр, ну а миномётные воронки вообще для ЗиЛа препятствием не были. Но, во-первых, почти все пути проезда были заняты техникой. Или разводом, который всё никак не заканчивался. А, во-вторых, пропарывать шины зазубренными осколками желания было мало, а матерящиеся в полный голос водители жандармской колонны, «лечащие» нахватавшие осколков скаты своих машин, убеждали в том, что шансы на это ой как велики. Камня от греха подальше оставили в кабине, за рулём, да и дороги никто из них, кроме старейшины, не знал. Так что в итоге Рарри шествовал перед машиной, и выбирал путь, да ещё отбрасывал с дороги наиболее подлые по виду железяки, а ЗиЛ полз за ним. Прелесть ситуации, когда старейшина чистит им путь и идёт пешком, а они, хоть и со скоростью хромой черепахи, но всё же едут, развеселила ур-барака. Правда, до щели, в которой было укрыто их добро, ползли
— О! Попов! — узнал его Рарри, — Ну вот ты скажи… Целого ефрейтора, да ещё и писаря, в сторожа нам определили! Проштрафился, никак?
Попов снисходительно улыбнулся:
— Ага, как же. Я что, дурнее трактора, в штабе сейчас торчать? Там сейчас война и немцы, и живые завидуют мёртвым, а тут никто нервы не треплет и кишки не мотает, так что мне, пожалуй, все завидуют сейчас, как мёртвому. Одна беда, курево кончилось. Вы вот, товарищи гномы, табачком не богаты?
Отказывать солдатику, сторожившему их пожитки, было как-то неловко, но прижимистый Рарри всё же попытался съехать с темы:
— Трубочный у меня, папиросы не курю.
— А и не страшно, бумажка есть, я козью ножку скручу!
Крыть было нечем, и Рарри полез за кисетом. Лопоухий Попов ловко скрутил здоровенную самокрутку, прикурил, и с блаженным видом выпустил струю дыма. Тем временем Гимли и Дарри выбрались из кабины, и раздосадованный старейшина накинулся на них:
— Ну, чего встали-то? Давайте загрузимся уже поскорей!
Они быстро закинули в кузов все вещмешки и тюки, и сверток с винтовками тех, кто был в управе, а ещё пожитки, оставленные Волковым заботам Полухина, включая тщательнейше упакованную в брезентовый чехол «Секиру Дьюрина». Хитрый Попов изобразил желание помочь, вот прямо как только докурит, но докурил уже к самому завершению погрузки. Правда, поскольку в штаб ему явно не хотелось, а делать у опустевшей щели было больше нечего, он отправился с ними к машинам, припаркованным у крепостной стены ближе к аэродрому. Поскольку дорогу Попов знал, Рарри бестрепетно выгнал Камня из-за руля и сел за него сам. Теперь передовым дозором шла молодежь. Общительный Попов познакомился с Дарри, заметив, что в форту его раньше не видел. Это было сказано не от подозрительности, а так, к слову и с интересом. Их историю писарь знал, и ему и в самом деле было любопытно, как оставшиеся в городе гномы уцелели. Поскольку вопрос был задан обо всех гномах, то Камень почти и не покривил душой, сказав, что они к началу мятежа были на рынке, а потом прорывались с рыночной площади в управу. Попова это только раззадорило на новые вопросы, и Дарри подробно, надеясь растянуть свою повесть до машин, а там её закруглить ещё до упоминания опасных моментов, сославшись на занятость, рассказал о том, как они очутились на рынке, не забыв упомянуть и о своём желании полюбоваться на невиданные им до того самолёты. Тут тема их анабасиса и увяла, к облегчению Камня, сама собой. Лопоухий писарь, хоть и не принадлежал к лётному составу, рассказывать о самолётах любил, и явно мог долго вещать на эту приятную для него тему. Что и сделал, заливаясь, как тетерев на току. Впрочем, поскольку в штаб он вовсе не спешил, дорогу при этом от осколков Попов очищал хирургически, с преувеличенной тщательностью, так что ползли они ещё медленней, чем раньше. В итоге, когда они добрались, наконец, до волковской «Копейки» (впрочем, укрытая исклёванными осколками и шрапнельными пулями сарайными воротами она опознавалась именно как «Копейка» лишь после их снятия) и серого полевичка с надписью «Улар-река» на боку и капоте, тема авиации уже почти исчерпалась. Правда, Попов пообещал Дарри, что непременно устроит ему экскурсию в ангар к самолётам. Но не сейчас, конечно. Позже. Как только весь этот дурной хапарай вокруг утихнет. Дарри так и не решил для себя, рассчитывать ли ему на обещание Попова, или это всё так, пустая похвальба, но зарубку на память себе, конечно, сделал.
«Копейка» почти не пострадала от обстрела. Камень обнаружил лишь несколько пулевых пробоин в кузове, крыльях и дверях, но Рарри пренебрежительно махнул рукой, сказав, что это всё — старые отметины, полученные еще при рывке в форт из «Улар-реки». Агрегаты и механизмы не пострадали. Правда, одно переднее колесо было пробито, пришлось тратить драгоценное время и ставить запаску. А вот «Полевик» оказался невезучим. Впрочем, это вовсе не было для них новостью, Иваныч все уши прожужжал, что в его ласточке пострадало, и как её, бедненькую, следует привезти в гостиницу. Сам Рарри, пообещавший второпях хозяину гостиницы помочь с ремонтом, теперь злился на себя за свою мягкотелость, ремонт мог оказаться заковыристым. Впрочем, он ведь тоже видел раны железного коня пузана своими глазами, так что винить, кроме себя самого, некого. Полевичок оказался с двигателем не воздушного, а водяного охлаждения, и то, что его радиатор безнадёжно посечен шрапнелью, было ясно заранее. Но Камень не поленился залезть и под пробитый шрапнельными пулями капот, да и вообще под саму серую машинку, и выяснилось, что всё значительно хуже, чем даже ожидалось. Вселявшие тревогу дыры в крышке капота оказались вполне безобидными. Нет, воздушный фильтр разнесло, но это так, семечки, крышку двигателя корпус фильтра защитил. И даже навесное оборудование от шрапнели не пострадало. То, что пулями сверху пробило колёсные арки и даже пропороло правое переднее колесо, тоже было несущественно. Машина и так очевидно стояла на ободах, волшебным образом пострадали все четыре колеса. Ну, не повезло, а «Копейке» — повезло, бывает, чего уж. Поскольку запасок в таком количестве не было, так и решили её тащить на прицепе, считай, на дисках. Но вот под машиной Дарри увидел, что пакостный зазубренный осколок, прилетевший откуда-то сбоку и снизу, пробил картер двигателя. Пробил и застрял. Короче говоря, нужно было разбираться всерьёз. Одно ясно, оживить машинку будет непросто. В итоге, не трогая всё, что лежало в её кузове (в первую очередь, пробитые пулями мешки с мукой, из которых уже высыпались на землю маленькие белые курганчики), и вообще не трогая ничего, машинёшку посадили на жёсткую сцепку за «ЗиЛком». Стальная труба с ввареными кольцами на концах была в грузовике штатно. Причем, не мудрствуя лукаво, малявку прицепили задом наперёд, фаркопом к фаркопу. Попрощавшись с Поповым, не преминувшим выцыганить ещё табачку (и уж на этот раз делиться пришлось Гимли, дорвавшемуся до своих запасов), наконец-таки тронулись. Первым ехал Рарри на «Копейке» Волкова, с важным видом и выправленными Полухиным бумагами. За ним — паровозик-сцепка, с Камнем за рулём. Хотя «Полевичок» был совсем не тяжёл, и стоял на нейтралке, то, как он сотрясался и вилял, заставляло Камня страдальчески морщиться, словно от зубной боли. И заранее предвкушать размер и масштаб ремонта. Потому что он ни на секунду не сомневался, что этот самый ремонт свалится в первую очередь на него, ну и ещё на Бофура. Орри был в неизвестных далях, а Глоин погиб. В том, что Балин будет задействован старейшиной в первую очередь на ниве коммерческой, он был уверен. Вовсе не потому, что тот племянник старейшины, нет, у казадов это вовсе невозможно, просто он лучше всех других именно к этому и подходил. А к работе с машиной лучше всех подходили они, Бофур и Дарри. Правда, Камень как-то подзабыл о своём новом статусе и том, что ему теперь предстоят совсем другие дела, так что начал всерьёз прикидывать, что и как в полевичке надо делать в первую очередь. Гимли же, видя, что Камень задумался, не беспокоил его, да и вообще, старик, видимо, подустал, и за этот весьма суетный день,
Назад ехали по своим же следам, сберегая колёса, хотя развод наконец-таки закончился, плац опустел, и можно было проскочить по нему напрямую. «Копейка» впереди шла плавно и мягко, а вот ЗиЛ тащил упирающийся пикапчик, как флегматичный папаша — капризного ребёнка за руку по ярмарочным рядам, не обращая внимания на его метания между лотками с леденцами и свистульками. Борьба с прицепом отвлекла Дарри от тревожных мыслей о том, что их могут ещё задержать на выезде, и спохватился он уже только в воротах. А их вот взяли, и не задержали. То ли молодец Полухин им выдал железные сопроводительные бумаги, то ли сам опросчик поставил им какие-то неведомые и невидимые отметки в их пропусках, но проехали они без малейших затруднений. Кстати, успели до смены караула. За воротами инженерная группа уже почти заканчивала обустраивать въезд. Оказывается, колючка была лишь вспомогательной защитой. Экскаватор-погрузчик «Ярославец» на базе колёсного трактора ставил один из последних бетонных блоков, оформивших подъезд к воротам в виде зигзага. Колючка не давала подобраться к бетонной змейке пешком с флангов, и смыкалась с проволочными заграждениями, параллельными стене форта. В тех местах, где они были повреждены, их сейчас спешно латали. И вот тут им пришлось немного подождать, пока блок, висевший на ковше «Ярославца», не встанет, наконец, на своё законное место. Но вот они, хвала всем светлым богам и прародителю, выехали «за змейку» и покатили к гостинице. И, чем ближе они подъезжали к её массивному срубу, тем менее Дарри обращал внимания на муки избитого «Полевика» на прицепе, и всё напряжённей искал взглядом лёгкую фигурку Вараззы. Искал — и не находил. И настроение его стремительно портилось.
Глава 4
Глава 4, в которой герой, вернувшись из форта, всё же попадает в лапы колдуна из контрразведки, а смех не всегда лечит, но и не всегда и признак чего-либо.
Вараззы не было. Зато, стоило Рарри на волковской «Копейке» величаво причалить на гостиничной парковке (поезд из ЗиЛа и лязгающего, трясущегося, как непохмелившийся с утра пьяньчуга, серого «Полевика» Иваныча ещё только-только подъезжал к ней), как из-за угла показались старые знакомые, и почему-то это Дарри совсем не обрадовало. Это были бравые жандармы, Фабий и Байтеряков. А за ними выплыла вторая парочка. Иваныч что-то с унылым видом бубнил четвёртому и последнему в этой группе, неизвестному колдуну, в чёрной повседневной форме с серебристыми погонами штабс-капитана. Каковой обрадовал Камня ещё меньше, чем знакомые бравые жандармы. Ему словно ледышку за шиворот запихнули. Он вдруг вспомнил, что так и не рассказал Рарри и Гимли о том, что видит Силу, и видит владеющих ей, но зато ведь и они его тоже наверняка видят. И, значит, все ухищрения при допросе, на котором ему будет противостоять настоящий колдун, бессмысленны и смешны. Почему-то это просто не пришло ему в голову тогда, когда они устроили совет в кабине. И вот что ему теперь делать? Родичи ведь этого не знают, и считают, что ему достаточно «говорить правду, но не всю правду». То, что его колдунство нужно скрывать от людей, он уже уяснил. Почему это обязательно — тоже. Но вот как можно это устроить, если его будет допрашивать Владеющий, он пока просто ума не мог приложить. А ведь очевидно же, что их всех сейчас будут именно что допрашивать, допрашивать о паршивце Карташке. Вампир — это вампир, и наверняка уж тут жандармы вцепятся в них серьёзно, а при допросе будут предельно дотошны. А ещё очевидно, что их будет допрашивать вовсе даже не Фабий, а как раз таки колдун. И тогда его, Дарри, силу и обретённые возможности ну никак уже не удастся спрятать. Мелькнула было мысль накрыться незначительностью, но это, конечно же, глупости. А вот если накрыть ей не всего себя? Если, например, укутать незначительностью только свой источник силы? Нет, и это тоже не вариант. Помимо того, что даже неясно, получится это у него или нет, и поможет ли это вообще, колдун тогда наверняка почувствует, что рядом с ним используется сила. Ну, хоть бы отошёл он на минутку… Из этих лихорадочных раздумий его вырвал Гимли. Равнодушным и спокойным речитативом он пробормотал:
— Рано жопу проводили, вот она опять пришла…
Повернувшись к Дарри, он внимательно оглядел его и уже недовольным голосом брюзгливо спросил:
— А чего это тебя так сморжопило? Почему мечешься, как эльф обкуренный?
Торопливо и сбивчиво Камень объяснил, в чём дело. Лохматые гусеницы бровей ур-барака поползли ещё ниже и устроили сходку над самыми его глазами, свирепо засверкавшими недобрым синим блеском. Помолчав, старик рыкнул:
— Мда… И как раз о самом паршивом ты промолчал. О чём думал только? Сопля безразумная… Это что же, значит, все колдуны друг друга мигом чуют?
— Не совсем так. Только когда кто-то колдует рядом. Ну, точнее, даже не колдует, а к Силе обращается.
— А! Это вроде как с машиной получается? К Силе не обратился — значит, мотор не заведён. Потянулся к Силе — мотор работает, но ты пока на нейтралке. А когда начал колдовать — значит, передачу воткнул. Так, что ли получается?
— Ну, примерно. Наверное… Откуда мне знать, может быть, опытный владеющий меня насквозь видит, даже если я и не касаюсь силы?
— Может… Может, твой хер собака сгложет! Значит, так! Надеемся на лучшее, готовимся к худшему. Идёшь к колдуну или первым, или последним. На всё время, пока он рядом, забудь о своих закидонах. Не просто ключ от зажигания не доставай, а вовсе его оставь в других портках! У тебя вообще нет ни машины, ни мотора, ни ключа, а только хер и лобзик! И думай о чём угодно другом, хорошем, разном, нудном, трудном! Об армирке своей, мохнатку её вспоминай и запах представь! Патроны в уме считай, цинк по одному перебирай. И каждую пачку в нём как будто маникюрными ножничками вскрываешь! Повторяй руны, которые тебе Килли задавал. Или нет, ну тя на хрен, об этом тоже забудь! Лучше вспоминай, как в лабрадоритовой плите внутреннее напряжение обнаружить и сбросить. Пока тебя опрашивать будут, ну, это, понятно, если ты первым пойдёшь в лапы магу, я всё Рарри обскажу. Правда, тут как колдун нас вызывать будет. Но не бзди! Род своих не отдаёт, понял?! А ты, бестолочь неосмысленная, даже и после допроса, о своих штучках даже и не думаешь, даже не вспоминаешь! Продолжаешь искать слабину в лабрадорите! Или диабазе! Или вспоминай приметы медной жилы. Понял?
— Понял…
— Понял он… Начинай прямо сейчас! Хотя стоп! Так ты теперь что, и скрытые руны видишь, и людские чары, и просто Силу? И можешь различить одно от другого и третьего?
— Ну… Да, могу. Не всё время, надо Силой пользоваться и смотреть… Ну, как сказать, через неё, что ли...
— А понять, что за чары человечишка-владеющий наложил, можешь?
— Наверное, да, хотя, может, и не всё пока. Надо изучать. И учиться. Надо руны как можно быстрее все известные освоить. Ну, и людскую магию — тоже не мешало бы. Мы об этом со старейшиной уже поговорили, пока тебя опрашивали в форту.
— Нашли место, где обсуждать… Ладно ты, долбень малолетний! Но Рарри-то мог подумать, где надо молчать громче! Так, ладно! Это всё потом. Диабаз! Медная жила! Лохматка! Всё, больше ни о чём не думаешь, на вопросы — только правду, но ничего лишнего! А, вот ещё что! Есть у тебя амулеты? Неважно, какие?
— Есть, медальон Глоина. Он теперь амулет вечной свежести.
— На вот пока ещё. Потом отдашь! А сейчас пусть от тебя магией несёт, как от угольщика перегаром, но вроде будет понятно, что это всё из-за амулетов. Авось запутаем магика, а? — и старый хитрец протянул ему вынутый из кармана оберег, как показалось Дарри, щита, а затем ещё один, сняв его с коричневой от загара и грязной, аж в катышках от подвальной пыли, набившихся в сетке морщин, шеи. Этот Дарри не разобрал, а смотреть «сильным» взглядом побоялся.