Суета сует и никакой войны
Шрифт:
— Вы бы, премудрые старейшины, молчали тут громче, а? Место вы нашли для обсуждений…гм-гм…неподобающее. Ни вам, ни вопросу, который вы так громко и задорно обжёвываете. На радость не то, что несведущим родовичам, а даже людишкам, — ни мало не смущаясь высоким саном обеих сторон диспута, встрял Гимли.
— А и правда, старина, — согласился Рарри, наклонив бодливым быком лоб в сторону Восседающего, — Да только где ж тут поговорить? Особенно без посторонних ушей? Ни на улице, ни в гостинице…
— И то верно, нехорошо вышло, — покладисто согласился Хрорри, — Да вот же Гимли страдал, что в бане с по-за-той войны не был. Мы тут как, вчетвером в бане поместимся?
— Поместимся, — недоумевающим голосом проговорил Гимли, — И вшестером поместимся. Для человечьей бани тут довольно пристойно. У нас, конечно, и пару больше, да и жарче в нашей-то бане. Опять же, предбанник убогонький, а комната возлияний и отдохновения так и вовсе — ни рожи, ни кожи, ни виденья. Но тут уж что поделать-то. Особенно после мятежа…
— Ну, так вот там и поговорим.
— В бане? О делах? — скептически хмыкнул Рарри.
— В бане о делах не говорят — от пара мозги мякнут, как крепь деревянная, — практически в унисон со старейшиной фыркнул ур-барак.
— Ну, сам же сказал, ни жара, ни пара путных ждать не приходится. Поди, и пива сейчас не добыть…
— Нет, пиво как раз есть. И колбаски с окороками, — ответил Гимли, после чего они с Рарри, переглянувшись, фыркнули и заржали. Хрорри недоумённо посмотрел на них и пожал плечами. Заметив это, старейшина, быстро справившись с приступом смеха, пояснил:
— Это нервное. Было тут… И всё же в бане говорить о делах…
— А куда деваться? Сам же всё сказал, получается, что нет иного места… Будем как в боевом походе. Что завещали предки перед военным советом в походе? «Омоем грязь и худой дух с тела и души и приступим к совету». Сперва пусть твои родовичи идут и моя стража, ну, а мы уж покараулим. А потом мы. И надолго. Надеюсь, всем понятно, что мы сейчас несём караул тоже как в боевом походе, и особенно ночью?
Гимли недовольно проворчал было что-то, но, когда Восседающий добавил, что его стража в части несения караульной службы переходит в подчинение к ур-бараку, расплылся в улыбке. Хрорри не стал откладывать дело в долгий ящик, подозвал одного из стражников, очевидно, старшего, и продублировал свой приказ уже для него. Могучий гном с маловыразительным лицом с виду никак не выказал своего отношения к распоряжению Восседающего. Но когда зашла речь об очерёдности похода в баню, упёрся, как скала, и всё с тем же непроницаемым лицом согласился только на то, что в баню пойдут не более, чем по два стражника за раз. Поколебать его было невозможно. В итоге Восседающий всё же сдался, согласившись, что будет три банных смены, добавив, что меняется и список охраняемых персон, и их приоритет. На первом месте для стражи теперь была безопасность Камня, на втором — самого Хрорри, на третьем — Рарри и Гимли, а затем уже шли все иные казады. И сначала в баню идёт сам ур-барак стражи с выбранным им охранником и двумя гномами из каравана, уже по выбору Гимли либо Рарри, а уж затем — вторая пара стражников, Иваныч, и оставшийся немытым гном из рода Гимри. И уже после всех — Гимли, Рарри, Камень и сам Восседающий. Что же до объединения всех сил под началом Гимли, то это произойдёт немедленно после размещения в гостинице. Словно по волшебству, из-за угла при этих словах немедленно появился Иваныч. То ли так совпало, то ли он стоял за углом и внимательно слушал… В любом случае Восседающий, Рарри и Гимли обменялись многозначительными взглядами и разговор о Камне более не шёл ни в каком виде. Впрочем, тем для общения всем и так хватило. Хрорри и Рарри вступили в оживлённый торг с Иванычем. Гимли исчез вместе с бесстрастным ур-бараком, начальником стражи Восседающего (имя тому было Нори, сын Грора, по прозванию Секира). Познакомившись, поворчав друг на друга и на жизнь, словно два старых бойцовых пса, обязанные работать в паре, они вместе отправились в обход гостиницы, и самого здания, и территории вокруг неё. А Дарри молча перекатывал в голове свои мысли: о Восседающем и предстоящем разговоре с ним, о Вараззе, о контрразведке, о своих новых умениях, их прелестях и тяготах. О вампире, опять-таки. Покатал-покатал, да и перегнал машины к стоящему за гостиницей, а не на гостевой парковке перед ней, «Стрижу». Сначала «Копейку», затем, отцепив несчастный «Полевик» и с грохотом забросив сцепку под тент ЗиЛа, и сам ЗиЛ. Запоздало вспомнил, что кузов-то не пустой, и понадеялся, что ничего из их имущества не пострадало. Затем подошёл, словно его лебёдкой туда тащило, всё к тому же «Стрижу». Автомобиль манил его своим совершенством и волшебной начинкой, и он застыл у капота, пытаясь разглядеть нутро «Стрижа» своим новообретённым магическим взглядом и жалея, что не может положить рядом с ним пулемёт и сравнить руны. А, собственно, вот зачем ему класть весь пулемёт? Наверняка же можно же просто снять амулет из дымчатой стали да и забраться под машину вместе с ним, чего светлое время терять, не так-то его много и осталось. Да и успокоит работа перед не самым простым, как казалось ему, разговором. Он побрёл к сараю, куда вытащили весь хабар из их ЗиЛа. Но тут возникли сложности. Во-первых, ворота сарая были закрыты, и на закладной кованый брус, и на два замка. Во-вторых, Дарри сообразил, что он даже не знает, куда спрятали пулемёт. Ну да, в подпол. А где он, тот подпол? Попутно задумался, почему Гимли, предупредив его о том, что всё, сказанное при Иваныче, может достичь чуткого, длинного контрразведывательного уха, не побоялся довериться тому, припрятывая пулемётик. То, что Гимли тут не додумал, Камень, высмеяв, отверг сразу. Видно, не так-то всё ясно в том, что и до каких ушей доносится. И — да, ведь не побоялся же и Иваныч при нём и Гимли обносить Карташкин лабаз? Ох, ну как же с людьми всё непросто!
Из задумчивого разглядывания запертых ворот его вывели шаги, прохрустевшие
— Вот, Рарри, люди говорят «уставился, как баран на новые ворота». Очевидно, это выглядит именно так. Ну, так что ты, юноша, там так пристально разглядываешь?
— Хотел, пока есть время и свет на улице, посмотреть и сравнить работу, а ещё руны и чары, на «Стриже» и пулемёте. Сдаётся мне, что их и дорабатывали одни руки, нашего, Подгорного народа руки. И чаровали тоже, только уже, скорее всего, и наш мастер руны накладывал, а колдун человечий с ним в паре был. И там, клянусь бородой Прародителя, очень даже есть над чем подумать, — поворачиваясь, степенно ответил Дарри.
Старейшина и Восседающий стояли прямо за ним. Смотрели не то, чтобы строго, скорее, с интересом.
— Пулемёт? «Стриж»? Сдаётся мне, эту часть вопросов стоит приберечь на потом. Вот что, а пойдём ка сменим ваших часовых, и пусть идут себе в баню, — молвил Хрорри. Подумав, добавил, понизив голос, — а мы, хоть часовому то и не положено, начнём разговор. Ну, только, ты же понимаешь, что говорить в месте, где могут нас услышать, вслух стоит, а что нет. У меня тут есть некий амулетик, но, используй я его, так он и сам по себе внимание привлечёт. Ну, тогда пока расскажешь то, что не имеет большой тайны. Кто ты, что ты, чем раньше занимался и в чём умел и способен, да и Рарри добавит и подправит, как и что случилось во время мятежа… А там, где нужно, поясни, что это в бане, мол, обсудим. Да не обессудь, коли чего не пойму, перебью тебя. Ну и, старейшина ваш, возможно, тоже. Так что, пошли под крышу, сменим ваших стражей, и, как они уйдут, так сразу и начнёшь.
Хрорри говорил вполне доброжелательным тоном, с лицом доброго дедушки, вручающего внуку петушка на палочке. Но что-то словно напильником шоркнуло по напряжённым нервам Камня, и он впервые отчётливо осознал, что жизнь его изменилась раз и навсегда, необратимо и бесповоротно. Хрорри, кажется, тоже понял, что творится у него в душе, и покачал укоризненно своей большой головой. Затем Восседающий и, мгновением позже, Рарри, повернулись и целеустремлённо затопали к «Улар-реке», а Дарри ничего иного не оставалось, как отправиться следом за ними. На полпути он, сообразив, напомнил Рарри о грузе в ЗиЛке и о том, что как-то негоже его так бросать. Инициатива наказуема, старая аксиома. Пришлось ему самому лезть в кузов, убирать проклятущую сцепку и подавать старейшине с Восседающим тюки. В первую очередь — с оружием, в том числе и со своим же собственным «Маузером». Сам он нагрузился сразу двумя вещмешками, но барахла в машине ещё оставалось преизрядно, о чём он и сказал Рарри. Тот махнул рукой, что можно было истолковать как и «Следуй за мной», так и «Да и хрен с ним», что Дарри и сделал. То есть истолковал в обоих смыслах сразу, и, придавленный к земле весом двух рюкзаков, зато плюнувший на всё, оставшееся в кузове, побрёл за старейшиной и Восседающим к заднему крыльцу «Улар-реки».
За то время, что они провели в форту, гостиница успела разительно измениться. Выбитые окна первого этажа Иваныч закрыл ставнями и надёжно запер. Один проём, там, где ставни были вырваны с мясом, был задраен импровизированным щитом. Подойдя поближе, Дарри опознал оторванную от ножек и подогнанную к оконному проёму по размеру столешницу, простреленную в нескольких местах. Теперь наклонные солнечные лучи, заглядывающие в пулевые пробоины, весело играли с танцующей в воздухе пылью. Темноту в холле разгоняли невесть откуда извлечённые (а может, тоже спроворенные всё в том же обнесённом соседском лабазе) керосиновые лампы, и даже с целенькими стеклянными колбами, что после мятежа выглядело просто удивительно!
Торир, как видно, не ведал ни минуты отдыха. По крайней мере, всё битое стекло было выметено, дерьмо убрано, и даже запах его практически полностью выветрился. Мебель, правда, заметно более пострадавшая, чем на втором этаже, была расставлена по своим местам или же, наиболее повреждённая, убрана с глаз долой. Даже монументальная дубовая стойка, словно взорванная непрошеными гостями, кое-как на живую нитку была собрана-сколочена из обломков, и за ней уже символом надёжности и неизменности восседала отдыхающей слонихой не менее монументальная Глафира. За ней на стене красовался резной ящичек с крючками для ключей, самих ключей, правда, пока в нём не было. Дарри никак не мог вспомнить, была ли эта коробка там до мятежа, или это некое новое украшение стены? Следом за этим резным мебельным кокетством был проход на кухню, но его, как и вид на наиболее пострадавшие окна, закрывали неуместно весёленькие занавески.
Иваныч колдовал над вырванной с мясом плахой половицы. Пару-тройку других он уже пристроил на место, правда, без особой точности и изящества. Торир сноровисто доделывал парадную входную дверь, и, не в пример потугам Иваныча, выглядела его работа очень даже ладно, словно он именно столярничал всю свою гномью жизнь. Словом, гостиница стремительно, с помощью своих хозяев и временных жителей, затягивала-замазывала раны и смотрелась уже куда как пристойней, чем всего лишь пару часов назад. Да и пахло в её холле теперь совсем даже не дерьмом, прости Господи, а дымком из камина, в котором полыхали обломки той самой мебели, что не подлежала ремонту и восстановлению. Что ещё приятней, ещё пахло выпечкой из кухни. Последнее заставило живот Дарри издать протяжное бурчание и напомнить ему, что не мешало бы уже и поесть… Очевидно, такая же мысль посетила и старших гномов, и они, подбросив повыше свою ношу на плечах, ускорили ход. Всё едино, до бани брюхо набивать не стоило.