Суета сует и никакой войны
Шрифт:
— Они нашу кровь не любят. Так что кровь именно вы пьёте. Но убить — да, вампиры могут запросто.
Покровительственно улыбнувшись, Пантелеев просто переждал это ворчание и обернулся опять к Гимли и Дарри:
— Ну-с, приступим? Начнем с вас, молодой… Простите, чуть не сказал человек. Гном, конечно же, гном. Как вас зовут, кто вы такой, как оказались в лабазе у купца Филоперсова и что там делали?
— У кого в лабазе? — почти хором возопили все родовичи, причём у Дарри крик был просто недоверчиво-удивлённый, Гимли был почти готов засмеяться, а голос Рарри был почти презрителен.
— У купца Филоперсова, — терпеливо повторил контрразведчик.
— Это Карташка, Гимли, —
— Всё! Не могу больше, — трагическим, сдавленным голосом ответил ему старый гном. И заржал. Заразительно, как получается лишь у детей и некоторых стариков. Р-р-р-рокочуше, неудержимо и всеохватно, как сходящяя с гор лавина. Он грохотал как гром, квохтал и кудахтал несушкой, выл привидением, сгибался и махал в воздухе лопатами ладоней и молотил ими по коленкам и плечам неудачников, стоящих рядом. Наконец он просто сел обессилено на землю, продолжая сотрясаться уже почти беззвучно, лишь изредка всхлипывая и повизгивая и хлопая ладонью по земле:
— Фи… Ой, не могу… Филь… Фильдепёрсовый! Ой, всё, умру сейчас… Ах-ах-ах… Филя пёсовый! Да где ж его взяли только такого?
Скорее всего, это было нервное, от усталости последних дней, но, в какой-то степени, напряжение отступило. Смеялись все, ржал конём Рарри, фыркал Иваныч, шевеля усами и смеша всех ещё больше. Заливался Дарри. Даже колдун позволил себе посмеяться, показав при этом отменные белые зубы. Однако и закончил он первым, задумчиво и словно не обращаясь ни к кому сказав абсолютно спокойным голосом:
— Да, смешно. А взялся он, хотя сам и пришлый, из Вираца. Итак, продолжим?
Глава 5
Глава 5, в которой герой расказывает колдуну из контрразведки чистую правду, но не всю, выслушывает вместе с родичами его теорию и знакомится с капитаном Поздняковым и его неповторимой никем (кроме Фабия) лексикой. И ещё кое с кем.
Камень подумал-подумал, решил, что лучшая оборона — нападение, и, всё ещё улыбаясь, сказал:
— Дарри меня зовут, из рода Гимри, что в Лесной гряде. Рунознатец. Ученик в работе по камню и рунам Великого Мастера и Рунопевца Килли. Как я очутился в лабазе у купца Фильдипёрсового — вы и так знаете, потому что жандармы всё записали ещё на месте, — и он кивнул в сторону Феликса и блондина, причём Фабий неосознанным кивком словно подтвердил его слова, — А вот следы магии в лабазе из-за меня. И, я так думаю, бодрость в вампире тоже была из-за меня.
Дарри показалось, что он бабахнул из пушки. Все затихли. Иваныч изобразил статую изумления, выпучив глаза и отвесив челюсть. Колдун подобрался и только что не кинулся на него, причём Камень почувствовал, как от жезла ощутимой струйкой к нему подкралась Сила. Рарри яростно буровил его взглядом и, видимо, как и Пантелеев, хотел на него накинуться. Только Гимли, всё ещё сидящий на земле, что-то, видимо, понял. Вытерев тыльной стороной ладони слёзы, пробороздившие дорожки на его грязных щеках и растворившиеся в не менее грязной, чем щёки, пакле бороды, он ободряюще стрельнул глазами в сторону Камня и подмигнул ему.
Но вот, наконец, и ур-барак, кряхтя, начал подниматься, совершенно уже перестав смеяться и тяжко вздыхая, и мигом перейдя от безудержного веселья к привычной суровости. Камень понял, что немного перегнул и поспешил поправиться:
— Точнее, не из-за меня, а из-за амулета. А, ещё точнее, из-за того, что я использовал не тот амулет. Ну, ошибся я, да. Хотел Щитом от вампира отгородиться, но в суматохе перепутал и использовал другой. Ну, вот этот вот, — и он, неловко расстегнув ворот, вытащил за цепочку
— Совершенно очевидно, что в лабазе использовался именно этот артефакт, — и он небрежно, уже не опасаясь и не используя жезл, помахал перед собой серебряно блеснувшей бляхой Глоина, — и именно эманации его магии ощущаются на месте упокоения вампира. Но я не могу понять, что это за амулет, и что он, собственно, делает. Здесь использованы не плетения чар, а руны. Ваши руны. Только они неявные, вот в чём дело, и прочесть их я не могу. Я лишь ощущаю, что это не боевой, а, скорее, какой-то бытовой амулет. Что это, и, если он всего лишь бытовой, как он мог так ускорить вампира?
После этих слов и патрульные, и Гимли с Рарри несколько расслабились. Колдуну, естественно, отвечать должен был опять Дарри. Старейшина внимательно слушал, а Гимли, видимо, после разговора с Камнем в машине, догадывался, о чём будет говорить молодой гном, и больше смотрел за жандармами и самим колдуном. Дарри, немного сбивчиво, продолжил:
— Это амулет… Ну, я потом думал много, почему… Короче, это амулет Вечной свежести. Ну, только наш, гномий…
— Да? До сего дня я и не знал, что есть такой не на чарах, или на зримых гномьих рунах, а непосредственно на гномьей рунной магии… Но почему вампир…
— Так я вот чего думаю… Ну, ошибся я, конечно, думал-то, что щит запустил, а сам кровососа вечно свежим пытался сделать. Я, понятное дело, не знаю, как ваш, людской амулет работает, но, хоть и молодой, я всё же Рунознатец. Наши руны, ну, свежесть которые сохраняют, они же ведь действуют только на неживое. А вампир — нежить. Ну, то есть, неживой, неживое… И, значит, руны на него тоже действуют благотворно. Маны-то в рунах много, и, через руны, амулет маной сберегает и сохраняет еду. И даже слегка её восстанавливает, если она уже начала, например, портиться, для того-то и маны так много. То есть вовсе не всё неживое, а неживое, но живым когда-то бывшее. А ведь вампир-то как раз именно такой и есть. И тогда получается, что он обрёл возможность того, чего в своем существовании лишён. То есть, зачерпнуть ману и восстановиться. А у него и так это самое восстановление от ран нечеловеческое. И негномское. Как вы, Пришлые говорите, ре-ге-не-рация. Я прямо обомлел, как увидел! Я же раньше никогда с ними не сталкивался, вот… Так что, думаю, это моя ошибка и от ран его излечила, и силы добавила. Невольно, конечно.
Колдун задумался. Глаза его были устремлёны в никуда, а губы шевелились, будто он что-то интенсивно считал в уме. Возможно, что именно так оно и было, Дарри ведь не знал, как рассчитывать заклинания, их силу и конструкцию. Пантелеев, видимо, что-то прокручивал в голове из людской магии, напряженно и сосредоточенно. Наконец взгляд его прояснился и стал осмысленным, сам он улыбнулся (и, наконец-таки, не одними лишь тонкими своими губами), сбил щелчком по козырьку свою фуражку чуть ближе к затылку, словно поднял забрало шлема, и сказал довольно-таки доброжелательно: