Сулла
Шрифт:
В Нумидии ситуация была сходной, и почему было не попробовать тот же трюк? Но у Кальпурния и Скавра он не вышел – «партия войны» в Риме оказалась сильнее. Экстремисты добились продолжения борьбы «до победного конца», не зная и не желая знать, насколько трудная задача стоит перед римскими войсками. Даже когда за дело возьмутся «всерьез», конфликт затянется еще на долгих четыре года. Это ли не доказательство правоты Кальпурния Бестии и Эмилия Скавра, якобы продавшихся Югурте? [195]
195
Parker V. L. Op. cit. P. 418. N. 34. См. также: De Sanctis G Op. cit. P. 206.
А как же поездка Югурты в Рим? Почему его там не схватили? Саллюстий уверяет, что на сходке от него потребовали назвать имена сенаторов, которым он давал взятки, но подкупленный им плебейский трибун Бебий запретил ему отвечать, и народ ушел, «осмеянный» (Югуртинская война. 34.1). После убийства Массивы Югурте велели уехать из Рима, и он, уезжая, воскликнул: «Продажный город! Он погибнет, как только на него найдется покупатель!» (35.10).
Но и здесь все не так просто. Далеко не все в сенате выступали за войну. А без его санкции магистраты вряд ли решились бы арестовать царя. Об убийстве и говорить не приходится – Югурта наверняка следил за своей безопасностью. Что же касается случая на сходке, то где уверенность, что Саллюстий правильно передал случившееся? Ее участники не могли быть беспристрастными свидетелями. Да и мемуаров из них наверняка никто не оставил. А с какой чудовищной силой и скоростью «сплетни
196
Parker V. L. Op. cit. P. 419.
197
Моммзен Т. Указ. соч. Т. П. С. 109. Скавр не без риска для себя защищал в суде Бестию (Цицерон. Об ораторе. П. 283; Gruen Е. S. Ор. cit. Р. 149).
198
Meier Chr. Res publica amissa. Eine Studie zu Verfassung und Geschichte der spaten romischen Republik. Wiesbaden, 1988. S. 80. Anm. 101.
199
Syme R. Sallust. Berkeley; Los Angeles; L., 1964. P. 175.
Что же касается отъезда Югурты, то только Саллюстий пишет, будто таковой состоялся по приказу сената – остальные источники [200] сообщают о бегстве, [201] что куда более правдоподобно. Ведь с гибелью или изоляцией царя исчез бы виновник войны, и если сенат не принял решение об аресте царя сразу, он мог принять его позже, благо убийство Массивы давало подходящий повод. Что же касается знаменитой реплики о «продажном городе», то она, естественно, является плодом творчества Саллюстия [202] и вызывает массу вопросов: о какой продажности речь? Что смог купить за свои деньги сам Югурта, который уезжает, ничего не добившись? [203] Еще в древности Луций Анней Флор простодушно заметил: поскольку в лице Югурты «Рим уже имел покупателя, но ускользнул от него, стало ясно, что он устоит» (III. 1. 18). [204]
200
За исключением Аппиана (Нумидика. 1), также сообщающего о высылке Югурты.
201
Biichner К. Op. cit. S. 36.
202
Levene D. S. Sallust’s Jugurtlia: An «Historical Fragment» // JRS. Vol. 82. 1992. P. 65.
203
Parker V. L. Op. cit. P. 420.
204
О сомнительности версии подкупа Югуртой римских политиков писали давно и много (см.: Harris W. V. Op. cit. P. 250. N. 7). Тем не менее до сих пор эту версию продолжают без всяких оговорок приводить и в новейшей историографии (Чеканова Н. В. Римская диктатура последнего века республики. СПб., 2005. С. 85; Christ К. Sulla. Eine romische Karriere. Munchen, 2002. S. 56–57 etc.).
Все это, конечно, не означает, что Югурта не давал взяток вообще. Но те из сенаторов, кто придерживался менее воинственной позиции по отношению к нему, делали так отнюдь не из любви к золоту. [205] Наиболее дальновидные из числа patres не хотели, чтобы Рим, выражаясь современным языком, получил свой Вьетнам или Афганистан. [206]
Однако Югурта, человек, бесспорно, умный и талантливый, все же явно недооценил врага. Он зашел слишком далеко [207] – проигнорировал требования двух (!) посольств сената, перебил италийцев, [208] находившихся в Цирте, и забрал их имущество, да и казненный им Адгербал был другом и союзником римского народа (Диодор. XXXIV. 31). К тому же царь задел интересы римских коммерсантов, [209] в доле с которыми бывали и весьма влиятельные сенаторы. После расправы с италийскими купцами в Цирте римские дельцы, разумеется, боялись вести дела в Нумидии, а вскоре и вовсе началась война, лишившая их возможности заниматься бизнесом в тех краях. Любопытный факт: Саллюстий постоянно подчеркивает, что именно простой народ возмущался бездействием нобилей перед лицом наглой агрессии и толкал сенат на решительные действия (Югуртинская война. 30.1; 32.1; 33.3; 40.3). Казалось бы, какое дело было низам до ситуации в Нумидии? Может, Саллюстий опять дал волю фантазии? Отнюдь нет: желающих устроить шумный митинг и покритиковать на нем власть имущих в Риме всегда хватало. Но их требовалось организовать. Видимо, именно римские дельцы, прежде всего всадники, этим и занимались. Именно всаднические суды вынесли обвинительные приговоры Опимию, Бестии, а позднее Постумию. [210]
205
Селецкий Б. П. Указ. соч. С. 115–116.
206
М. Холройд рассматривает в качестве аналогов Югуртинской войны применительно к Новому времени алжирскую (1830–1847) и Англо-бурскую (1899–1902) войны (Holroyd М. The Jugurthine War: Was Marius or Metellus the Real Victor? // JRS. Vol. 18. 1928. P. 2, 6–8).
207
Lintott A. W. The Roman Empire and its Problems in the Late Second Century // САН. 2nd ed. Cambr., 1994. P. 31.
208
Вопрос не очень ясен: Саллюстий сначала пишет применительно к Цирте об одних италийцах, а потом среди убитых Югуртой появляются и римляне (Югуртинская война. 26). Диодор пишет только о гибели италийцев (XXXIV. 31). Весьма возможно, что сначала Саллюстий писал о подлинных событиях (то есть только об италийцах), а в конце параграфа передает лишь слухи, приписавшие нумидийцам также избиение римлян, чтобы опорочить Югурту.
209
Моммзен Т. Указ. соч. Т. П. С. 107.
210
Meier Chr. Op. cit. S. 79.
Но вернемся к событиям войны. Постумия Альбина сменил консул 109 года Квинт Цецилий Метелл. Он повел войну, сочетая силовые приемы с дипломатией и подкупом: благодаря умелой организации продвижения войск мешал врагу вести партизанские действия, закреплялся в городах, непокорные области предавал
В ходе боевых действий выдвинулся военачальник из незнатного рода, уроженец Арпина Гай Марий. В свое время, как и Югурта, он сражался под Нуманцией и, подобно нумидийскому принцу, заслужил похвалу Сципиона Эмилиана. Отголоском этого стала легенда о том, как на пиру кто-то воскликнул, будет ли у римского народа еще такой защитник, как Сципион, и тот, «хлопнув лежащего рядом с ним Мария по плечу, ответил: “Будет, и, может быть, даже он”» (Плутарх. Марий. 3. 4–5).
Марий начал политическую карьеру при поддержке Метеллов, клиентом которых был его отец. Неудивительно, что именно поэтому консул 109 года взял его с собой в качестве легата. Арпинат снискал себе славу доблестного воина, пользовался популярностью в армии, но все это имело смысл для честолюбивого Мария лишь постольку, поскольку способствовало его политической карьере. А он уже успел побывать квестором, плебейским трибуном и претором (минуя эдилитет), оставалась лишь вершина – консулат. Минимальным возрастом для избрания считались 43 года, [211] а Марию уже вот-вот должно было исполниться 50! [212] И он обратился к Метеллу с просьбой отпустить его в Рим на консульские выборы. Тот, если верить Саллюстию, ответил, что не все должны желать всего, а арпинату не поздно будет избираться и вместе с сыном самого Метелла – тогда еще двадцатилетним юнцом. Однако Марий продолжал настаивать на своем и даже будто бы повел агитацию в армии против командующего. [213] В конце концов тот сдался и позволил ретивому подчиненному уехать, понимая, что Марий ему больше не помощник. К тому же последний прибыл в Рим всего за две недели до выборов – успеет ли он провести агитацию? Однако слава арпината в Риме была достаточно велика – говорят, что воины постоянно писали домой, будто война не кончится, пока он не возглавит армию. Некоторые плебейские трибуны дополнительно рекламировали низкородного, но доблестного воина. Уверяли, будто Метелл нарочно затягивает войну, чтобы подольше наслаждаться властью командующего. [214] В итоге Марий был с триумфом избран консулом. Народное собрание по предложению плебейского трибуна Тита Манлия Манцина вручило ему командование в войне с Югуртой, хотя недавно сенат продлил полномочия Метеллу. Теперь это решение стало недействительным (Саллюстий. Югуртинская война. 63–65; 73. 2–7; Диодор. XXXIV. 38; Беллей Патеркул. П. 11. 1–2: Плутарх. Марий. 7–8; Дион Кассий. XXVI. 89. 2–4).
211
Ktibler E. Consul // RE. Bd. IV. 1901. Sp. 1115. Этот возраст назывался «своим годом», suo anno, наиболее благоприятным для избрания.
212
Вероятнее всего, Марий родился в 158 или 157 году (Van Ooteghem J. Caius Marius. Bruxelles, 1964. P. 65).
213
He исключено, впрочем, что вражда между Марием и Метеллом зародилась еще до отказа последнего отпустить легата на выборы (Schmal S. Op. cit. S. 72).
214
Такое обвинение несправедливо предъявляли также Фабию Максиму Кунктатору (Ливии. XXII. 25. 4) и Помпею (Плутарх. Помпеи. 67), ибо первый уклонялся от битвы с Ганнибалом, второй – с Цезарем, предпочитая более эффективную в тех условиях стратегию изматывания.
Античные, а вслед за ними и многие современные авторы зачастую рассматривают успех Мария как победу народа над знатью. Древние писатели приписывают подобные суждения и самому Марию, который будто бы говорил, что знатность зависит не от происхождения, а от доблести (virtus) [215] и что его консулат – трофей, вырванный у нобилей. Саллюстий добавляет, что впервые за много лет homo novus получил консулат, который аристократия ревностно оберегала от незнатных, передавая его «как бы из рук в руки» (Югуртинская война. 63.7; 73.7; 85; см. также: Плутарх. Марий. 9.2; Эксуперанций. 2.8Z).
215
Virtus означала у римлян не только военную доблесть, но и добродетель (или комплекс добродетелей) вообще.
Во всем этом немало преувеличений публицистического характера – Саллюстий писал, проецируя на события II века представления собственной эпохи, и, говоря о делах прошлых, постоянно намекал на настоящее. Конечно, Марий вполне мог насмехаться над родовитыми полководцами, якобы затягивавшими войну. Но мысль о virtus как о мериле знатности, по-видимому, в то время еще не пробила себе дорогу. [216] Кроме того, вряд ли он решился бы противопоставить себя всей аристократии – это было слишком рискованно. [217] Поражение потерпел не нобилитет, а Метеллы.
216
Earl D. The Moral and Political Tradition of Rome. L.; Southampton, 1967. P. 48–49.
217
Да и противопоставление народа и знати и народа у Саллюстия также является упрощением.
Но как homo novus Марий сумел одолеть столь влиятельное и знатное семейство? О его могуществе в те времена говорят хотя бы такие факты: в 123 году консулом стал Квинт Цецилий Метелл Балеарский; в 119-м – Луций Метелл Далматский; в 117-м – Луций Цецилий Метелл Диадемат; в 115-м – Марк Метелл, зять Метелла Далматского; в 113-м – Гай Метелл Капрарий, в 109 году – Квинт Метелл, впоследствии получивший прозвище Нумидийского, – начальник Мария. И это не считая того, что в 115и 111 годах консулами были родственники Метеллов – Марк Скавр и Сципион Назика. Аналогичная картина и в отношении цензуры: в 120-м одним из цензоров являлся Метелл Балеарский, в 115-м – Луций Метелл (Далматский или Диадемат – неясно, но в любом случае Метелл), в 109-м – Марк Скавр. [218]
218
Block G, Carcopino J. Histoire Romaine. T. II. P., 1935. P. 268.
Но подобное могущество не могло не вызвать зависти и недовольства у других. В начале II века примерно такое же влияние имел клан Сципионов, но это кончилось добровольным изгнанием его главы – победителя Ганнибала Сципиона Африканского. Теперь настала очередь Метеллов понять, что надо делиться. «Предполагаемая монополия этой фамилии на высшую должность в два последних десятилетия была не по нутру другим аристократам, и удар по господству Метеллов, откуда бы он ни исходил, не мог не вызвать одобрения в определенных кругах». [219] Правда, вместо кого-либо из аристократов избрали безродного Мария, но периодически нобили допускали в свои ряды новичков – в 146 году консулом стал Луций Муммий, в 132-м – Публий Рупилий, в 130-м – Марк Перперна, в 116 году – Гай Лициний Гета, всего за девять лет до Мария. Так что Саллюстий очередной раз лукавил, говоря будто знать уже много лет никого не подпускала к высшей должности. [220]
219
Keaveney A. Sulla: The Last Republican. L.; Canberra, 1982. P. 29.
220
Vretska K. Studien zu Sallusts Bellum Jugurthinum. Wien, 1955. S. 109.