Сулла
Шрифт:
Тем временем находившийся при войске прорицатель Гай Постумий – тот самый, что предсказал победу под Нолой, – принес жертвы и, если верить Плутарху (то есть, очевидно, мемуарам Суллы), [794] объявил: пусть-де его держат связанным до сражения, а если Сулла не добьется успеха, казнят – настолько очевидно жертвы говорили о грядущей победе консула. [795] Горевшие ненавистью легионы начали марш на Рим. [796] Если о раздумьях Цезаря на берегу Рубикона рассказывали многие, [797] но не он сам, то с Суллой получилось наоборот – кроме как от него, мы ни от кого не слышим о его сомнениях. Скорее всего, это рисовка мемуариста. [798] Не произнося никаких исторических фраз вроде «жребий брошен» [799] и явно не испытывая особых колебаний, он двинул войска на Вечный город. Правда, высшие офицеры, за исключением одного квестора, [800] покинули Суллу и отбыли в Рим – они не могли не понимать, что последний совершает беззаконие еще большее, чем его враги. Это означало неминуемое унижение сената, авторитет которого в глазах большинства нобилей стоял еще высоко – они сами и их родственники входили в его состав или собирались попасть туда. Да и вообще «нестандартность» действий
794
Ghilli L. Op. cit. P. 356. Not. 229 (с указанием литературы).
795
Block G, Carcopino J. Op. cit. T. II. P. 396.
796
Один легион, по-видимому, остался осаждать Нолу (Ливии. Эпи-тома 79; Pareti L. Op. cit. Vol. III. P. 558. Not. 5).
797
Плутарх. Цезарь. 32; Аппиан. ГВ. П. 35; Светоний. Юлий. 31.2.
798
Сказывается разница в характерах: Сулла, будучи актером по натуре, был не прочь задним числом драматизировать ситуацию, Цезарь же, напротив, стремился создать имидж уверенного в себе, всегда знающего верный путь человека, о чем свидетельствует хотя бы тон его «Записок».
799
Block G., Carcopino J. Op. cit. Т. П. P. 396.
800
По общепринятому ныне мнению Э. Бэдиана, этим квестором был Луций Лициний Лукулл (Badian Е. Waiting for Sulla // JRS. Vol. 52. 1962. P. 54–55).
801
Van Ooteghem J. Caius Marius. Bruxelles, 1964. P. 284.
802
Аппиан. ГВ. I. 57. 255.
Узнав о случившемся, перепуганный сенат выслал навстречу легионам Суллы преторов Марка Юния Брута и Сервилия (Плутарх. Сулла. 9.3). Согласно Аппиану, преторы спросили, [803] для чего консул идет на Рим. Тот отвечал, что собирается избавить родину от тиранов (ГВ. I. 57. 254) – ведь Сульпиций и Марий учинили произвол на улицах Рима и силой заставили народное собрание принять угодные им законы. Воины осыпали преторов градом оскорблений, сорвали с них тоги и сломали фасции (пучки розог с воткнутыми в них топорами) – знаки их власти (Плутарх. Сулла. 9.4). [804] Командующий и не подумал вмешаться и не вынес солдатам хотя бы словесного порицания.
803
У Аппиана не говорится, что послами сената были именно эти преторы, но коль скоро речь идет о первом посольстве сената к Сулле, логично предположить, что Аппиан имеет в виду Сервилия и Брута (см.: Gabba Е. Op. cit. Р. 167), просто избегая уточнений.
804
Плутарх, продолжая, очевидно, следовать мемуарам Суллы, пишет, будто преторы вели себя «дерзко» (Сулла. 9.4), но в чем проявилась их «дерзость», не уточняет. Может, это выдумка Суллы, пытавшегося хоть как-то оправдать учиненное над магистратами римского народа насилие, а может, его воины сочли наглостью саму попытку остановить их. Любопытно, что даже такой апологет Суллы, как Ф. Инар, при описании данного эпизода предпочитает не упоминать о мнимой надменности преторов (см.: Инар Ф. Сулла. С. 87).
Ночью, как пишет Плутарх, Сулла увидел во сне каппадокийскую богиню – это была «то ли Луна, то ли Минерва, то ли Беллона. [805] Сулле снилось, будто богиня, представ перед ним, протягивает ему молнию и, называя по имени каждого из его врагов, повелевает поразить их, и, пораженные молнией, они падают и исчезают» (Сулла. 9.8). Вполне возможно, что так оно и было – ведь сны отражают помыслы человека, а кто усомнится в намерении Суллы истребить своих врагов! Так или иначе, он продолжил марш на Рим.
805
Имеется в виду каппадокийская богиня Ма.
Сульпиций и Марий, очевидно, не ожидали такого поворота событий. Конечно, они сами совершили незаконные действия, но насилия на улицах Вечного города уже совершались не раз, а вот поход на Рим римских же легионов был делом неслыханным. Плутарх пишет, что марианцы перебили многих сторонников Суллы (Марий. 35.7; Сулла. 9.1), но это скорее всего выдумка, призванная оправдать действия мятежного консула. [806] Они лихорадочно готовились отразить удар войск Суллы, но вряд ли кто-то сомневался, на чьей стороне в случае столкновения будет победа. Сенат, явно не питавший симпатий к новым господам Рима, в то же время еще меньше хотел, чтобы в город ворвались солдаты Суллы, а потому вновь направил к нему послов. Встреча произошла, видимо, у пересечения Латинской и Лабиканской дорог, примерно в 25 километрах от Рима. [807] Эмиссары сената обратились к консулам с просьбой подождать с наступлением и не устраивать лагерь ближе, чем в 40 стадиях от города, [808] а тем временем будет восстановлена справедливость. Аппиан уверяет, что это было вызвано желанием Мария и Сульпиция потянуть время и лучше подготовиться к обороне (ГВ. I. 57. 255), но и тут наверняка мы имеем дело с очередным домыслом: подготовиться к отражению атаки опытных воинов Суллы простая отсрочка не помогла бы. Требовалось выставить равноценную им армию, о чем речи, разумеется, не шло. А вот договоренность с консулами позволила бы избежать крупных неприятностей.
806
Сатеу Т. F. Op. cit. Р. 101. Другие ученые, в особенности апологеты Суллы, эти сведения принимают (Инар Ф. Сулла. С. 86; Weynand R. Marius // RE. Splbd. VI. 1935. Sp. 1410; Keaveney A. What Happened in 88? P. 62).
807
Block G, Carcopino J. Op. cit. T. II. P. 396.
808
40 стадий соответствуют пяти римским милям. Любопытно, что именно в пяти милях от Рима на Латинской дороге находился Клуили-ев ров, где расположился лагерем в свое время легендарный Кориолан (Gabba Е. Op. cit. Р. 168) – сопоставление, не слишком выгодное для Суллы.
Но Сулла и Помпеи были полны решимости идти до конца и, на словах пообещав не двигаться дальше, в действительности немедленно продолжили наступление (Плутарх. Сулла. 9.10; Аппиан. ГВ. I. 57. 256). Чтобы оправдать такое вероломство, они, видимо, и ссылались на то, будто переговоры – лишь уловка Мария и Сульпиция. Сулла отправил вперед своих офицеров Луция Басила и Гая Муммия, которые овладели Эсквилинскими воротами и стеной рядом с ними (Помпеи Руф тем временем захватил Коллинские ворота). «Хотя отряд Басила, ворвавшись в Город, стал одолевать врага, многочисленная толпа безоружного
809
Weynand R. Op. cit. Sp. 1410; Gabba E. Op. cit. P. 169.
810
Valgiglio E. Op. cit. P. 15.
На что надеялся опытный Марий? Неужели он думал, что сумеет оказать успешное сопротивление закаленным ветеранам Союзнической войны? Вряд ли. Не исключено, что старый полководец рассчитывал на психологический эффект – быть может, воины Суллы ужаснутся при мысли о том, сколь неслыханное дело творят, когда увидят, что едва ли не весь Рим поднялся против них? [811] Так или иначе, но известного успеха он добился – толпа стала теснить воинов. Тогда Сулла «громким голосом отдал приказание поджигать дома и, схватив пылающий факел, сам кинулся вперед, а лучникам дал приказ осыпать кровли домов зажигательными стрелами. [812] Он не следовал заранее намеченному плану, но, потеряв власть над собой, предоставил своему гневу распоряжаться происходящим. Перед глазами его были одни враги, и он, нисколько не задумываясь о друзьях, родственниках, домашних, нимало не сочувствуя им, прокладывал себе путь огнем, не разбирающим правых и виноватых» (Плутарх. Сулла. 9.11–13). [813] В конце концов Сулла вызвал подкрепления и направил их в обход по Субурской дороге. Их удар решил исход схватки. Марий, оттесненный к храму Земли, призвал к борьбе свободных и будто бы даже рабов (в обмен на свободу), но поддержки не получил – вступать в бой с вооруженными до зубов ветеранами Суллы желающих не было. По Плутарху, к марианцам присоединилось лишь трое рабов, по Аппиану – ни одного. (Впрочем, обращение Мария к рабам, безусловно недопустимое с точки зрения римлян, могло быть очередной «уткой» сулланцев.)
811
Passerini A. Caio Mario come uomo politico // Athenaeum. Vol. 12. 1934. P. 369.
812
Аппиан пишет, что Сулла лишь пригрозил поджечь дома, после чего жители перестали бросать в его воинов камнями, кусками черепицы и т. п. (ГВ. I. 58. 258). Не исключено, что верны, по сути, обе версии – лучники и впрямь начали пускать зажженные стрелы, но вскоре продвинулись вперед и прекратили обстрел, коль скоро крупный пожар не начался. Поэтому их действия могли воспринять лишь как предупреждение.
813
Аппиан пишет, будто Сулла выхватил знамя и бросился вперед, а за ним устремились и воины, боясь потерять знамя (ГВ. I. 58. 260).
Сулла вывел войска на Священную дорогу (Via Sacra); здесь он подверг публичному наказанию тех, кто под шумок занялся мародерством. Впереди оставалась последняя операция – захват Капитолия, где все еще находились люди Мария и Сульпиция. Эта операция, по-видимому, не потребовала много времени; весь Рим теперь был в руках консулов. [814] Марий, Сульпиций и их приверженцы, видя свое полное поражение, бежали из Рима. По городу были расставлены караулы. Консулы всю ночь обходили посты, следя за соблюдением порядка – лишние эксцессы только осложнили бы обстановку {Аппиан. ГВ. I. 58–59; Плутарх. Сулла. 9.10–14; Флор. III. 21. 6–7; Орозий. V. 19. 4–5).
814
72 Keaveney A. What Happened in 88? P. 69.
Итог случившемуся подводит Франц Фрёлих: «Когда-то Кориолан настолько поддался ненависти к плебсу и [плебейскому] трибунату, что повел вражеские войска на родной город; но затем в последний момент повернул обратно, и хотя сам он погиб, Рим был спасен; Сулла, напротив, не остановился перед его стенами и с помощью легионов, предназначенных для войны с внешним врагом, поведя правильное наступление… сделался господином Города». [815] Можно согласиться с тем, что марш на Рим не был хладнокровным и тщательно обдуманным мероприятием [816] – ведь и сам диктатор впоследствии утверждал в мемуарах, «что дела, на которые он отваживался по внезапному побуждению, удавались ему лучше тех, которые он считал хорошо обдуманными» {Плутарх. Сулла. 6.8). Уж не о взятии ли Вечного города вспоминал он прежде всего, когда писал об этом?
815
Frohlich F. Cornelius (392) // RE. Bd. IV. 1901. Sp. 1535–1536.
816
Keaveney A. What Happened in 88? P. 65.
Понимал ли Сулла, что начал гражданскую войну? Едва ли – ничего подобного в истории Рима еще не было, и вряд ли кто-то думал о том, что она начнется. Но разве не догадывались консулы, что ставят себя в крайне сложное положение? Взять Рим оказалось нетрудно, однако они стали похожи на охотника, поймавшего волка за уши. Ведь рано или поздно придется объяснять, как они посмели без разрешения сената, вопреки всем обычаям ввести войска в пределы померия. Но Сулла, по-видимому, смотрел на ситуацию просто – врага нужно уничтожить. Главное ввязаться в драку, а там будет видно, как скажет почти через две тысячи лет Наполеон. Однако Сулла исходил, по-видимому, не только из этого. В его характере было доводить начатое дело до конца. Вопрос о будущем он откладывал на потом. Впрочем, это будущее вполне поддавалось прогнозированию хотя бы в общих чертах – после наказания смутьянов можно будет идти на войну с Митридатом, победа над которым искупит все прежние грехи. Сулла верил в свою звезду, и эта вера, как показали последующие события, не обманула его.
Сейчас же нужно было заниматься насущными делами. На следующий день Сулла и Помпеи собрали сходку, на которой выступили с речами, оправдывавшими их действия. Они сетовали на то, что государство уже долгое время находится во власти демагогов, чьи беззакония и толкнули их на жесткие меры. Как отреагировали слушатели, неизвестно, но, видимо, мы не ошибемся, если вспомним пушкинское «народ безмолвствует». Впрочем, молчание – знак согласия. Большего пока и не требовалось.
Куда важнее было убедить в своей правоте сенат. Консулы могли сослаться на примеры прошлого – усмирение сторонников Гая Гракха и Луция Сатурнина, сопровождавшееся не меньшим, если не большим кровопролитием. Вот и теперь кара обрушилась на мятежного трибуна Публия Сульпиция и его клику, терроризировавшую народное собрание. Но мешала одна трудность – в случаях с Гракхом и Сатурнином сенат принимал особое постановление, senatusconsultum ultimum. [817] Сулла же и Помпеи действовали на свой страх и риск, по сути, узурпировав полномочия сената. Более того, они проигнорировали просьбы его послов и закрыли глаза на то, как обошлись их воины с преторами – магистратами римского народа. Впоследствии Сулла ссылался на то, что patres действовали по указке Мария и Сульпиция (Плутарх. Сулла. 9.3), но не мог же он сказать это в глаза сенаторам! Ничего, кроме возмущения, подобные речи не вызвали бы – независимо от того, были они правдой или нет.
817
Meier Chr. Op. cit. S. 224.