Сумасшедшая площадь
Шрифт:
Мишка, допив пиво, и буркнув животом, стал водить мышью по столу.
– Записывай. Шилова, 43, квартира 131.
– Запомнил! Рахмат!
– С тебя коктейль.
– Или!
Не буду говорить, что я с трудом дождался окончания рабочего дня. Нет. Я, как и просил Федорович, посетил два отдела (при этом явно спугнув похмеляющихся программистов и инженеров), дописал статью, выложил на сайт, поработал с почтой. Обновил информацию от клиентов проекта «Еда в Чите». И дождался, пока в углу монитора появятся цифры 18.00.
Я
У дверей подъезда я некоторое время просто стоял – даже хотелось закурить. Но сигареты я с собой не носил. Я не люблю курить на улице. Я набрал номер квартиры на домофоне. Дверь щелкнула замком. Но в динамике была тишина.
Квартира Алены оказалась на тринадцатом этаже.
«И этаж тринадцатый, и в номере квартиры есть такое же число» – машинально отметил я.
Ее дверь – обычная типовая дверь, которые ставят сейчас во всех свежих домах, была приоткрыта. Когда я подошел, она открылась еще шире.
– Пораньше не мог приехать? – не здороваясь, сказала Алена. И опять возникло такое ощущение, что мы живем с ней давно, и сейчас она встречает меня с работы, недовольная тем, что я задержался с мужиками в пивбаре.
– Ты что, ждала, что я приеду? А, Мишка, позвонил?
– Я не ждала. Я знала, что ты приедешь. А телефон у меня с утра отключен. Только Гарику позвонила, сказала насчет проблемных дней. Хотя никаких проблем нет – внезапно она ясно и хорошо улыбнулась. – Проходи!
Зайдя в комнату, я остолбенел. Квартира Алены очень сильно напоминала мою. Казалось, она была уставлена недостающими у меня деталями гарнитура. Тут были два кресла, выполненные в том же стиле, что и мой диван, прикроватная тумбочка, нелепо смотревшаяся сейчас у современного пухлого дивана, этажерка с фигурными стойками, и явно очень старый торшер с изогнутым абажуром. Квартира была спланирована в виде студии – тут же были и кухня, и на столе я увидел точно такую же чашку из саксонского сервиза с фиалкой.
Алена забралась на диван и завернулась в бледно-зеленый пушистый плед.
– Садись.
Кресло было таким же жестковатым, как и диван.
– Знаешь, – сказал я, – что-то не очень похоже на съемную квартиру.
– Потому, что такой мебели там быть не может, – продолжила Алена – Ладно. Я наврала тебе. Это не съемная квартира. Мне ее купили. Гарик купил. Когда я вернулась в Россию. А я думала, ты с порога спросишь меня о здоровье.
– Я уже усвоил, что тебя лучше ни о чем не спрашивать.
– Умный мальчик, – улыбнулась Алена. – Все у меня нормально. Просто…короче, я не захотела ехать в Китай. Я не могу туда ехать. Не могу видеть эти… – она зябко передернулась,
Я пропустил через себя информацию о покупке квартиры. Я был к ней готов.
– А еще у меня в буфете…
– Стоит точно такой же сервиз – опять продолжила Алена, – саксонский, с клеймом в виде двух скрещенных шпаг. Я уже все это видела. Ты забыл? Но ты не ответил мне – почему не пришел раньше?
– Я не был уверен, что ты захочешь меня видеть.
– И все из-за того, что ты позавчера уснул? Тебе было жутко неловко за такой конфуз. Как же – я у тебя в гостях. А ты просто взял, и уснул. Не переживай. Ты и должен был уснуть. Это я сама тебя усыпила.
– Schlaf, Kindlein, schlaf!
Der Vater h;tt die Schaf…
–снова тихонько запела Алена колыбельную, раскачиваясь в такт песни. Одеяло понемногу сползало с нее. Она была похожа сейчас на зеленоглазую тонкую змейку, готовящуюся к броску.
– Вот этой колыбельной я тебя и усыпила. Вечер же должен был как-то завершиться.
– А зачем ты выключила телефон?
–А иначе бы просто позвонил мне. И на этом все закончилось. Ты бы спросил, как я, я бы ответила – нормально. И все. И тебе не надо было бы ехать. Ты заметил, что люди по телефону всегда говорят глупые и ненужные вещи?
Мысленно я с ней согласился.
– Ты спрашивай, спрашивай, сегодня можно.
Алена выглядела совсем иной. В домашней белой кофте и серых трикотажных брючках, с прической – хвостиком, она была уютной и свободной. И даже улыбалась чаще.
– Я не знаю, о чем спрашивать. Главное я уже услышал.
– И это «главное» то, что я не захотела ехать в Китай с Гариком, сказалась больной и ждала тебя? Ну, ведь именно это ты услышал?
– Да!
– По крайней мере, честно. Впрочем, мне врать бесполезно. Я заранее уже знаю, что мне хотят сказать.
– Ты читаешь мысли?
– Я их чувствую. С некоторых пор.
Я понял, о каких «некоторых пор» она говорит.
– Да и ты тоже. Разве нет? Вот сейчас ты все правильно понял – с каких именно пор я умею чувствовать слова. Потому сейчас ты здесь. Тебе не надо ничего объяснять. А то, что надо, расскажу. Но не тут. И не сейчас. Ты голодный? – совершенно неожиданно закончила она фразу. Меня удивили не слова, а интонация.
– Не особо.
– Ну да, ты же мало ешь, и не пьешь. И не любишь пьяных женщин. Зато любишь лежать в ванне. И думаешь – чем бы занять себя, кроме работы, на всю оставшуюся жизнь. И при этом опять же думаешь обо мне.
– С тобой иногда страшно.
– Не бойся. Привыкнешь.
– У меня будет время привыкнуть?
– Ну вот, уже привыкаешь. Так покормить тебя?
Я давно не слышал ни от кого такого вопроса. И молча кивнул. В горле что-то перехватило.
– Эй, мужчина, не надо эмоций. Это всего лишь ужин.