Сумерки памяти
Шрифт:
– Я приведу ее, все будет так, как вы пожелаете.
Он оставляет тебя пребывать в некотором недоумении, а сам спешит домой, где преподносит нам эту историю несколько иначе.
– Наша семья, - говорит он, собрав всех нас на большом совете, - стала жертвой герцогской несправедливости. У нас есть выбор - или мы обречем себя на побег из этого города и будем как последние бродяги ходить по пыльным дорогам в поисках корки хлеба, или... Ах, я не в силах этого произнести...
Он тяжело опускается в кресло и театрально хватаясь руками за голову, делает вид, что его покинули остатки моральных сил. Мать
– Герцог сказал, что он простит нам наши долги, в которых на самом деле мы ничуть не виноваты, если одна из моих дочерей придет к нему во дворец сегодня ночью.
Мать в ужасе вскрикивает, а брат молча смотрит на отца, который по всей видимости разыгрывает всю эту сцену с его согласия. Сестры испуганно перешептываются, а я, как самая наивная говорю:
– Я готова пожертвовать собой ради вашего счастья!
Отец со слезами на глазах встает с кресла и обнимает меня.
– Я знал, я верил, что именно твое сердце дрогнет от отцовского горя и ты спасешь нас всех от этого позора.
– Но тогда она сама станет нашим семейным позором, - говорит моя старшая сестра, и зло смотрит на отца.
– Неужели вы не понимаете, что и это не выход для нас. После того, как всему городу станет известно, на какой путь встала одна из ваших дочерей, мы обе уже никогда не сможем удачно выйти замуж!
– Ах, что ты такое говоришь, - недовольно отвечает ей отец, - назавтра все узнают, что мы пострадали от жестокости нашего правителя. И все наоборот станут относиться к нам с уважением. Молчи и скажи спасибо, что не тебе придется идти сегодня во дворец.
– Мне?! Да уж лучше бы нам всем идти на улицу, чем знать, что мы продаем свою сестру, - говорит она и выбегает из комнаты.
Отец снова обнимает меня и говорит:
– Помни, что ты нас спасаешь, и ни в чем не перечь тому, кому отныне ты принадлежишь.
***
– Да, у твоего отца были довольно-таки странные взгляды на жизнь, - сказал он удивленно.
– Интересно, а в этой жизни тебе "посчастливилось" пересечься с этим человеком?
– Нет, - ответила я усмехаясь, - и надеюсь, что не посчастливится. Возможно, что там я была так свято уверена в его честности, что не допускала даже мысли о его подлых делах. И именно поэтому здесь меня избавят от его присутствия на горизонте моей судьбы. Хотя кто знает - моя жизнь имеет особенность совершать порой очень крутые виражи. Так что я не застрахована от таких тянущихся из прошлого встреч.
– А твоя мать, сестры и брат? Их ты знаешь?
– Нет. Я смотрю на эти лица, пытаюсь понять и вспомнить, кем бы они могли стать, но понимаю, что мне никто не приходит на ум. Ладно, что поделаешь, туман столетий порой оказывается слишком плотным, чтобы ясно различать в нем, кто есть, кто на самом деле.
– Так ты попала в ту ночь ко мне во дворец?
– Конечно, ведь моего отца было невозможно остановить.
***
Мы заходим в большой просторный зал. Я слышу, как звуки шагов отдаются в каменных сводах потолка, и чувствую, как дрожь от неизвестности моего будущего пробирает меня до костей.
Ты выходишь нам навстречу и, видя, что мой отец пришел не один, пораженно останавливаешься.
–
– Неужели деньги для вас дороже дочери?
Отец, будто не слыша твоих последних слов, молча кланяется и говорит, что выполнил приказ. Пятясь он покидает герцогский замок.
Мы остаемся наедине.
***
– Интересно, - неожиданно перебил он меня, - а как я реагировал на всю эту глупую ситуацию? Неужели я действительно желал завоевать твою благосклонность таким способом?
– Нет, что ты! Ты даже и не помышлял об этом. Получив меня в обмен на ту крупную сумму денег, которую мой отец теперь оставил себе, ты не знал, что теперь со мной делать. Скажем так - я была тебе просто не нужна. И больше никаких эмоций по этому поводу ты не испытывал.
– И как я себя повел?
– Ты отправил меня спать в покои для гостей, а сам пошел к своему единственному другу, который всегда мог помочь тебе ценным советом.
– А что это за друг? Ты его знаешь?
– Нет, я думаю, что его знаешь ты. И я ничуть не удивлюсь, если в нынешней жизни он снова стал твоим другом или братом.
– И о чем мы с ним говорили?
– Сейчас расскажу.
***
Я вижу, как недовольно расхаживая взад-вперед по его комнате, ты объясняешь ему сложившуюся ситуацию и говоришь:
– Ты понимаешь, что мне не нужна эта девушка! И я не собираюсь прослыть в народе похитителем девиц. Что теперь мне делать?
– Использовать ситуацию для своей выгоды, - смеясь отвечает он.
– Только пожалуйста, в следующий раз, когда вы захотите принудить подданных платить деньги, не угрожайте им подобным образом, иначе вы превратитесь в восточного султана с сотней наложниц.
– Я не вижу в этом ничего смешного, - говоришь ты и садишься в кресло.
– В конце концов, у нее тоже могут быть чувства, и я не представляю, как мне теперь с ней быть.
– О чем вы переживаете? Она ваша. И делать вы можете, что угодно. Можете просто прогнать ее обратно домой, и больше не думать об этом...
– Прекрасная мысль, - говоришь ты.
– Именно так завтра утром я и поступлю.
***
– Знаешь, - снова прервалась я, - мне очень неудобно перед тобой, что диалоги, звучавшие более пятисот лет назад, я передаю тебе современным языком. Мне хотелось бы донести до тебя весь колорит старинной речи этих людей, но я не могу этого сделать, так как "слышу" их голоса не словами, а образами. И о том насколько сложно или наоборот чересчур упрощенно они говорят, я могу судить только по своим ощущениям, которые мне очень трудно передавать словами.
– Отбрось все эти лишние переживания, - сказал он, взяв меня за руку.
– Я устал объяснять тебе, что вся эта историческая достоверность не стоит и ломанного гроша. Ты не историк и занимаешься здесь не исследованиями об изменениях европейских языков за последнее тысячелетие. Рассказывай так, как ты чувствовала, и если для объяснения происходящего пятьсот лет назад тебе потребуются слова из современного лексикона - не стесняйся, поскольку суть нам с тобой важна гораздо более этой исторической достоверности.