Сумерки жизни
Шрифт:
НАТУРАЛЬНОЕ ХОЗЯЙСТВО.
Мы читаем в «Reichenb. Tagepost»: «Обменивают 30 штук яиц и пол-кило масла на одну девушку!» С этими словами пришел один стрелок доброволец, Алоизий Нидермейер, в дом любви в Граце. Тотчас же встала Франциска Букам и заявила, что она согласна на обмен. Так как у Нидермейера было еще 30 штук яиц и пол-кило масла, то он обменял эти жизненные продукты на еще одно средство наслаждения, на Анну Дворжак. На следующий день явился лейтенант стрелкового полка, чтобы отобрать несколько дюжин яиц и один килограмм масла, украденные в батальоне. Обе девушки тотчас же сознались, что они получили эти продукты в порядке обмена. Их приговорили за покупку сомнительного товара к 48 часам
ПАРК РАТУШИ.
В Вене, в парке Ратуши, где есть низкие фонтаны, дающие прохладу, почти каждое дерево, каждый куст — особое дивное произведение природы, среди этого неизмеримого столичного города. Белый клен, трубное дерево, необыкновенные темно-зеленые сосны, жасмин и дикая роза, деревья, которых мы никогда не видели, — вероятно из Японии или из Китая. Так, например, дерево с желто-красно-зелеными цветами, которого в Европе никто никогда не видел. Чем величественнее, чудеснее эти дивные произведения «скромной, естественно-дарующей» природы, тем более ужасным является то чудо, что посетители парка их не замечают. Они удовлетворяются железными скамейками, солнцем, тенью, покоем. Никто не подозревает, в каком раю он находится. Он может предпринять дорого стоящее путешествие, но сюда, где это ничего не стоит, он не идет. Люди, ваши предрассудки не были бы так ужасны, если бы мы не должны были поставить диагноз, что они приносят вред только вам! Слава тебе, совершенный парк Ратуши в Вене, заменяющий пребывание на даче!
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ.
Ты снова возвращаешься к своей обособленной жизни. Случайная милость незаслуженной судьбы! Ты выходишь из гроба, но ты, к сожалению, скоро забудешь, где ты находился в течение целых месяцев. Если бы мы могли долгое время помнить, каких ужасных опасностей мы избегли, то были бы в жизни миллионерами! Например, зубной врач: «Так, у вас теперь зубы как у семнадцатилетнего. Я вам не советую, тем более, что это для вашего счастия это совершенно лишнее, колоть зубами косточки слив, но теперь вы могли бы это делать без всякой опасности!» Но долго ли продолжается твое счастье?! Одну неделю.
ОСКОРБЛЕНИЕ.
Женщина может меня оскорбить только в тех вещах, которые она в состоянии понять. Во всех других, слава богу, она не может этого. А она старается оскорбить меня в таких вещах, где я милостью судьбы неуязвим для нее, и это для того, чтобы овладеть моей оскорбленной, следовательно, обессиленной, поддающейся влиянию душой. Зачем?! Спросите ее! В ней заложено желание меня подчинить! Благодаря этому ей не так тяжело сознавать, насколько она стоит ниже меня. У нее нет другого способа покорить меня, мой дух, мою личность и душу.
Ее счастье, если я не поддамся этому желанию!
Тогда она должна пойти по иному, более умному, лучшему, более человечному, добродушному пути который для нее, как для человека, будет более достойным путем!
Я ведь не страдаю, глядя на то, как она старается днем и ночью меня покорить. Август Стриндберг, слабый человек, ты нуждался именно в том, что тебя погубило! Пусть же она тратит свои силы на тебя.
БОЛЕЗНЬ.
Тому, кто болен по какой-нибудь причине, легко. Это значит, что он знает, он вспоминает по крайней мере те грехи, которые он в течение лет совершил по отношению к своей невинной, гениальной, вечно заботливой, вечно готовой к услугам жизненной машине. Пусть это в нем всплывает наполовину в тумане, но ведь оно все же всплывает.
Но тот, кто заболел внезапно, казалось бы, без всякой причины, кто не сознает за собою никаких проступков по отношению к своей священной жизненной машине, где все же что-то не в порядке, тому нет спасения!
Он
Обладая еще здоровым инстинктом самосохранения, он стоит в отчаянии перед пропастью. Только неразгаданная судьба может его еще спасти, и только надежда на нее одну может дать ему силу преодолеть тайну страданий путем необыкновенного случая. Кто в отношении себя проявляет покорность, тот совсем погибнет, кто борется ложными средствами, тот тоже погиб; только таинство природы, которой мы до сих пор еще не постигли, может его спасти.
ЭНЕРГИЯ.
Среди миллионов есть люди, в которых нет «воли к жизни», энергии быть деятельными. Они тогда удаляются, неспособные, растерянные, — если они настоящие люди, — в «царство искусства». Чтобы видеть, слышать, чувствовать, страдать, сочувствовать, объективно наблюдать, не нужно никакой энергии, если они только не стараются с затратой энергии перейти, перепрыгнуть через судьбой поставленные грани. Настоящий художник сосредоточивает совокупность «жизненных энергий» на мышлении, чувстве, на том, чтобы видеть и слышать, и исчерпывает таким необыкновенным, эксцентрическим путем избыток «жизненных энергий», которые создаются самой жизнью бессознательно, ежечасно, ежедневно (разве только человек действительно болен органически, тогда каждый избыток поглощает самого себя для того, чтобы спасти больной орган). Это нечто вроде освобождения от бессознательных, духовно-душевных возможностей, которое побуждает «истинного» художника беспрерывно искать освобождения в художественной деятельности, чтобы освободиться от избыточного «физиологического напряжения» его нервов; другим, более удобным путем он от него не может избавиться.
Это несколько темное, еще никогда не существовавшее до сих пор или, вернее, никогда так определенно не высказанное сознание, что «истинный» художник зависит только от таинственных функций своей «физиологической» жизненной машины, если он милостью судьбы получил еще к тому же против своего желания так называемый талант. «Внешняя, обычная жизненная энергия» ничего стоящего не создает, создает лишь «избыточная внутренняя таинственная жизненная энергия».
Обыкновенный человек представляет собою то, что он может создать. А настоящий художник есть то, чего он не может сделать — как обыденный человек.
РАЗГОВОР 9/VI 1918, В 10 ЧАСОВ ВЕЧЕРА.
Я лежал в постели, измученный ужасной печалью. Мозг был изъеден мрачными мыслями. Нельзя больше бороться со своей тоской, потому что орудия, которыми мы раньше защищались, полные надежд, мысли и чувства, исчезли, их больше нет. Я во власти моего собственного горя, живущего внутри меня. Почти безнадежно! Нет, совсем безнадежно!
Ко мне вошла белокурая горничная со второго этажа.
— Жозефина, вы, которая в течение многих лет не берете от меня денег за оказанные мне услуги, хотя вы и не имеете никакого отношения к четвертому этажу, где я квартирую, как вы поживаете?!?
— Уважаемый господин писатель, мне 40 лет, и я незамужем, лето проникает через открытые окна в коридорах отеля, и я все же еще надеюсь выйти замуж!
— Жозефина, вы никогда не хотели брать денег от старого, бедного, больного писатели. Пришел наконец час, священный час, когда я могу оказать вам услугу, как писатель и человек. Я предостерегаю вас от того, кто захочет жениться на уже некрасивой, жизнью разбитой горничной. Его привлекают ваши сбережения, ваши с трудом, годами накопленные, скудные сбережения, и вас ждет ужасная судьба! Оставайтесь, Жозефина, в мрачных, узких коридорах отеля, где совершается безотрадная работа, где нет надежд, и куда проникает мягкий летний воздух. Вы будете жить счастливей, нежели с той несказанной опасной надеждой, которая ведет к самоубийству или даже к убийству!