Сумерки жизни
Шрифт:
ЛЮДИ.
Какой-то незнакомец заговорил со мной на улице :
— Ну, ладно, мой дорогой эксцентрический Петер, вы ходите без шляпы, может быть, это действительно здоровее, чтобы избежать испарины, хотя все смотрят и смеются! Хорошо, шляпу я еще понимаю, могу еще оправдать вас. Что касается сандалий, то возможно, что у вас нет денег на ботинки, хотя на 59 году жизни, собственно, следовало бы их иметь. Меня это не касается. Но кушак, кушак, кожаный кушак, к чему он?!?
— Он соответствует моему личному вкусу!
— Ах, у вас есть «личный вкус», pardon, я этого не знал! И вы так открыто выносите его на улицу гулять?!? Всего хорошего!
ОСКОЛКИ.
Ромэн Роллан: «Верующий человек должен воздержаться силой своей воли от того, чтобы выйти из рамок своего до сих пор неисчерпанного идеализма, не потому, что Моисей или Христос запретили
Родэн молодым ваятелям:
«Среди вас великим художником станет тот, кто увидит своими собственными глазами вещи, стоящие вечно перед глазами всего мира, и познает красоту в таких вещах, которые слишком обычны и повседневно близки, почему другие их не могут заметить!»
ВПЕЧАТЛЕНИЕ.
25/VI 1918 г., 11 часов вечера. Над Graben’oм в Вене стоит золотая, полная луна. Моим босым ногам холодно в деревянных сандалиях. Мне будет скоро шестьдесят лет. Глубочайшая скука наполняет мой, конечно, больной (но не в том смысле, в каком вы, собаки, думаете) мозг. К чему это бремя вечно неизменного и неотвратимого бытия, эта «клетка свободной личности»!? Так оно будет продолжаться, пока не явится смертельная болезнь и не заявит о себе с трусливой жестокостью. Над Graben’oм стоит золотая полная луна. Мне холодно в деревянных сандалиях на босу ногу. Почему вы все не носите деревянных сандалий? Почему вы зарываете ноги, эту самую напряженную часть нашего тела, в чулки и ботинки, отнимаете у них свободное испарение, дыхание? В ответ смущенно молчат. Так принято!
ТЕЛЕПАТИЯ.
Телепатический сеанс возвратившегося с фронта полковника Гроса перед аристократическим обществом в отеле «Бристоль», каждое место 100 крон в пользу слепых воинов.
Разве нужно еще чему-нибудь удивляться?!?
«В вопросе о медиумизме я бы тоже хотел высказаться против одного заблуждения. Большинство людей хорошие медиумы, я даже думаю что из ста — девяносто пять. Во время моего последнего сеанса в отеле Бристоль, я произвел пятьдесят опытов и пользовался при этом тем же количеством медиумов. Ни одна задача не осталась неразрешенной, и ни один медиум не был отвергнут. У меня есть привычка идти впереди медиума. Я не оглядываюсь, не смотрю ни вправо, ни влево, иду вперед, меня не отвлекают никакие нашептывания, я стараюсь возможно скорее провести поставленную передо мною задачу. Чем запутаннее, чем нелогичнее задача, тем она для меня приятнее. Вот например: в отеле Бристоль один господин заставил меня проделать телепатически следующее; я должен был взять у одного из зрителей папиросу из его портсигара, всунуть ее другому господину в рот, взять у третьего спичку, зажечь ее, донести ее горящей до того господина, которой держал во рту папиросу, а затем потушить спичку, не зажигая папиросы. Логичнее было бы зажечь папиросу, и лишь затем потушить спичку. Этот эксперимент является более трудным, нежели, обычные, избитые.
«Что происходит внутри меня самого во время этих экспериментов я, к сожалению, не могу сказать. Я сам не знаю, какое чувство мною руководит, я знаю только, что за один сеанс я отдаю все свои мысли, что все события вокруг меня для меня не ясны, но я чувствую ясно — разрешил я задачу или нет. Если я должен взять спичечницу, а беру рядом стоящую электрическую лампу, то мои пальцы оставляют неверный предмет, чтобы сейчас же вслед затем взять с уверенностью нужный. Шепотом произнесенного: «пожалуйста, дальше», с которым я обращаюсь к медиуму, стоящему позади меня и не замечаемому мною (его очертаний я почти не вижу), достаточно для того, чтобы продолжать эксперимент и довести его до успешного конца. Так однажды на фронте я провел совершенно неизвестную мне игру в карты телепатически. Настоящий игрок сидел сзади меня, положив свою руку на мой затылок. Я раздавал карты, играл правильно, не зная правил игры, просто как исполнительный орган мыслей действительного игрока. Если бы он ошибся в мыслях, то я бы непременно совершил эту ошибку, приложив его мысли на деле. Я хочу только заметить между прочим, что и сегодня я не знаю этой игры даже по имени. Это, конечно, не была такая игра, в которой можно выиграть партию при помощи подсказыванья».
ГОРОДСКОЙ ПАРК.
13 июля, от двух до пяти часов пополудни. Сказочные деревья,
Некоторые девушки ищут самых тенистых, прохладных, мрачных уголков, другие, наоборот, отдаются палящему солнцу, жаждут выздоровления, хотя они не были никогда больны. Кто мог бы сказать, кому нужна тень, а кому горячее солнце?! Здесь вера действует наугад; меня солнце ослабляет, замедляет обмен веществ, в то время как холод бодрит. Какой благородный покой в этом оазисе большого города в Городском Парке! Шум, наконец, замер и тишина садов празднует свое воскресенье! Врачи, почему вы все еще посылаете по старому шаблону пациентов, даже таких, которым трудно платить, или которые совсем не могут платить, в Карлсбад, Франценсбад, Теплиц etc., etc.?! В Городском Парке в Вене вы можете с 7 часов утра проводить лечение лучше, дешевле, удобнее (вы имеете свою кровать, свою подушку, свою прислугу, свою прачку, свое кафе, своих так называемых друзей), нежели у самого лучшего источника; ужасный предрассудок! — Да, мой дорогой, все, что вы проповедуете, очень хорошо и правильно, но мы должны отделаться когда-нибудь основательно от всех наших скверных привычек хотя бы на четыре-шесть недель; необходимо другое новое milieu, мой дорогой! Во-первых, я не знал, что у вас есть плохие привычки; а, во-вторых, при добром желании от них можно отказаться и в Городском Парке в Вене. Если вы не можете это сделать, тогда тьфу!
ДРОЗД.
Есть люди, которые проходят мимо дрозда в кустарнике, не замечая его. Затем есть люди, которые любуются дроздом и его вечным убийством червей. Есть люди, наблюдающие за жизнью дрозда серьезно, деловито, без всяких злых намерений, они учатся, увеличивают круг своих познаний. Затем есть люди, наблюдающие за дроздом для того, чтобы о нем что-нибудь написать, — чаще всего маленькое стихотворение. Кроме того есть люди, которые любуются движениями дрозда, с интересом наблюдают за ним, почти умиленно, и все же ничего о нем не пишут. Но таких людей в наши дни мало, и я также, как видите, не принадлежу к их числу.
МЕЛАНХОЛИЯ.
Мой брат говорит: «Меланхолия это — дезорганизация. Твоя жизненная машина (слово он заимствовал у меня; это, впрочем, не беда, если оно удачно, а оно удачно) указывает тебе боязливо и озабоченно, что что-то такое где-то по неизвестной причине не в порядке».
Может быть, отчаяние по поводу чего-нибудь вполне определенного, не так ли? И это уже является препятствием для деятельности жизненной машины, подготовка, например, будущей сахарной болезни, или других заболеваний обмена веществ. Но есть иная, беспричинная меланхолия, чувство физиологической нирваны. «Зачем я призван в этот несовершенный, трагический мир?!». Это исторического происхождения меланхолия, в твоей быстротечной дневной жизни она передана по милости родителей или предков, ты получил ее незаслуженно. Большая часть того, что делается врачами в отношении нашей машины, несправедливо, безумно, ибо имеет целью заглушить невыделенные, неведомые меланхолии, изгнать их: большинство людей надеется в безумии своем излечить ее таким образом; В нас скрыто вечное стремление к совершенству, и, страдая от недостижимости его, мы совершаем самые ужасные, детские, безумные поступки, вместо того, чтобы дать этому стремлению проявиться, как чему-то пробуждающему человечность.
СОН.
Не выспался.
Не выспался по какой-то таинственной причине; обычных причин можно избегнуть при помощи мудрости, но как быть с таинственными? Здесь мы являемся невинной физиологической жертвой. Почему же ты, пес, все же, несмотря на все, не выспался?! Ты тащишь кусок твоего «желания быть мертвым — обязанности быть мертвым» в тяжелую, требовательную, смешную, гнетущую, подавляющую, пожирающую жизненные энергии, глупую, ненужную жизнь тяжелых свинцовых дней!?? Старайся всячески выспаться до конца. Только это сохраняет энергию машины, называемой «человеком». Нужно дать ей время и возможность восстановить так или иначе утерянные за день силы, а это может сделать только возрождающий мертвый сон ночи. Ночь говорит спящему так, как Брунгильда Зигфриду, которого она держала некоторое время в плену бездеятельности: «На новый подвиг, милый герой, как бы ни любила, неужели не отпущу тебя?!?». Так отпускает святая ночь, сковывающая жизнь и этим пленением лишь жизнь дарующая, человека — нет, человека-художника на новый, живой, свежий подвиг!