Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.
Шрифт:
Хорошо, что Фридрих действовал быстро, ведь его победа при Буркерсдорфе произошла в самый последний момент. Дворяне русского двора, действуя при поддержке царицы, свергли царя Петра 9 июля. Царица Екатерина, которая презирала Фридриха так же сильно, как ее муж боготворил его, немедленно отозвала русские войска, но Фридрих убедил (или, возможно, подкупил) русского командующего остаться с ним достаточно долго, чтобы связать большую часть австрийской армии, пока он будет разбираться с Дауном. Поскольку Австрия испытывала финансовые трудности с 1760 года и во многом полагалась на военную поддержку России, Буркерсдорф оказался ударом, несоизмеримым с ее реальными размерами[652].
Отказ или неспособность Дауна возобновить наступательные операции позволили Фридриху инвестировать последний австрийский оплот в Силезии, крепость Швайдниц. Они сдали ее, а вместе с ней и провинцию, в октябре — незадолго до того, как армия принца Генриха разгромила превосходящие австрийские силы в битве при Фрайберге и восстановила прусский контроль над Саксонией. Тем
ГЛАВА 51
На пересечении империи, торговли и войны: Гавана
август 1762 г.
Как и ожидал лорд Лигонье, Испания вторглась в уязвимую союзницу Британии Португалию, но не раньше 9 мая. Это дало ему достаточно времени, чтобы отправить в Португалию офицеров для организации своего рода крестьянского ополчения, которое препятствовало продвижению испанской армии в северной части королевства, пока он собирал людей и перебрасывал полки для формирования экспедиционных сил. В начале июля шесть тысяч красных мундиров под командованием лорда Лаудуна прибыли из Беллизла и вместе с еще двумя тысячами из Ирландии блокировали попытку испанцев взять Лиссабон. В августе испанцы предприняли еще одну попытку, направив вторую армию на запад к столице через центральную провинцию Эстремадура. Эти силы вместе с тысячами французских подкреплений 25 июля захватили важный город Алмейда, но на этом их продвижение закончилось. Молодой британский бригадир Джон Бургойн нанес контратаку, ударив в глубокий тыл противника и уничтожив двадцать седьмого числа крупный склад снабжения. В октябре Бургойн совершил еще один рейд, уничтожив второй важнейший склад: операцией руководил подчиненный, превосходивший даже Бургойна в невоздержанности и дерзости, — Чарльз Ли, недавно прибывший из Америки и недавно получивший звание подполковника. Оказавшись обездвиженными из-за нехватки снабжения, не имея возможности обеспечить безопасность своих коммуникаций и страдая от катастрофически высокого уровня дезертирства, армии Бурбонов в начале ноября отошли на базы по ту сторону испанской границы[654]. После этого все активные военные действия в Европе прекратились, и дипломатам воюющих держав оставалось лишь уладить формальности заключения мира.
В конце концов, не финансовое истощение заставило Бурбонов пойти на переговоры о прекращении войны. Скорее это было финансовое истощение, усугубленное новостями из Америки о еще двух британских победах. Меньшая из них была наиболее значимой для французов, поскольку она разрушила их последнюю надежду получить стратегический актив, чтобы выторговать его в обмен на какие-либо крупные уступки Великобритании. В качестве единственного исключения из успеха Королевского флота в блокировании французского атлантического флота после битвы при заливе Киберон, небольшая эскадра выскользнула из Бреста в мае под прикрытием тумана и доставила восемьсот солдат на Ньюфаундленд. Поскольку Амхерст выделил для обороны острова всего три сотни пехотинцев и артиллеристов, французы без труда захватили его в конце июня. Смущенный, Амхерст собрал экспедицию из тысячи регулярных войск из Нью-Йорка, Галифакса и Луисбурга, добавил еще пятьсот массачусетских провинциалов из Новой Шотландии, поставил во главе своего брата Уильяма и отправил их отвоевывать остров. Это им удалось сделать с 12 по 18 сентября с небольшими потерями и без видимых трудностей[655].
Новость о том, что британцы вновь завоевали Ньюфаундленд, пришедшая в октябре, когда Испания выводила свои войска из Португалии, довершила отчаяние французских и испанских дипломатов, так как она пришла вслед за другим сообщением из Нового Света — тем, которое усугубило военный позор политической катастрофы, в которую уже превратилась испанская интервенция. 13 августа, после двухмесячной осады, британская армия захватила Гавану, жемчужину испанского Карибского бассейна.
Как мы уже видели, Лигоньер и Энсон нацелились на Гавану еще до официального объявления войны. Этот город с населением 35 000 человек был не только важным пунктом отправления кубинского экспорта табака, сахара и шкур, но и центром испанского Карибского бассейна, главным портом для ремонта кораблей, а также главным поставщиком военно-морских припасов и провизии для трансатлантической торговли Испании. Как и следовало ожидать, Гавана имела огромное стратегическое значение; настолько, что имперская администрация разместила в ней постоянный регулярный гарнизон и укрепила ее сильнее, чем любой другой американский порт. Бастионная стена окружала сам город, а два мощных форта, Пунта на западе и замок Морро на востоке, охраняли подступы к морю. Закрепившись на мысе с видом на лучшую глубоководную гавань в Карибском море, Гавана — «ключ к Новому Свету» — более века была символом испанского морского могущества[656].
Расположение Гаваны делало город неотразимой целью для Энсона и Лигонье. У Британии были тысячи солдат в Вест-Индии и еще
Несмотря на неблагоприятные ветра, 20 апреля отряд Альбемарля достиг Вест-Индии. Через месяц генерал Монктон переправил свое командование с Мартиники, чтобы встретиться с ними у острова Кап-Николас на острове Испаньола. К этому моменту, хотя войска из Северной Америки еще не прибыли, Альбемарль имел под рукой около двенадцати тысяч солдат и чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы действовать. 7 июня британцы высадились примерно в шести милях к востоку от Гаваны. К вечеру следующего дня они рассеяли заслон испанских защитников и заняли позицию на возвышенности, с которой можно было инвестировать в замок Морро. Под руководством таких ветеранов американских операций, как полковник Гай Карлетон и полковник Уильям Хоу, «красные коты» эффективно изолировали город от внутренних районов и десятого числа открыли осаду. Учитывая, что Королевский флот контролировал морские подступы, а восемнадцать военных кораблей гаванской эскадры были заперты в гавани, избиение города должно было стать лишь вопросом времени и изнурительной работы[658].
Но перенапряжение, жара, болезни, нехватка питьевой воды и очевидная неприступность стен замка Морро настолько измотали осаждающих, что вскоре стало ясно: они добьются успеха, только если смогут выиграть гонку со смертью. Через месяц после начала осады Албемарл потерял треть своих сил: тысяча человек умерла от ран, желтой лихорадки, малярии и желудочно-кишечных расстройств, а еще три тысячи были слишком больны или тяжело ранены, чтобы служить. Альбемарль видел, что орудия его осадного обоза и флота неуклонно сокращают число испанских орудий, способных ответить; но хватит ли у него людей для штурма форта, когда они прорвут оборону Морро? Он приказал саперам пробить туннель под стенами крепости, чтобы взорвать мину и ускорить день битвы; но вскоре саперы уперлись в твердую породу, и их работа продвинулась на считанные дюймы. Тем временем красные мундиры болели и умирали с ужасающей скоростью, а оставшимся в живых приходилось работать еще больше, чтобы поддерживать осаду. Когда уже не хватало людей для трех восьмичасовых смен на линиях и в подземельях, войска работали по двенадцать часов в день и двенадцать в выходной, что привело к катастрофическим последствиям. «Усталость на берегу была чрезмерной», — писал мичман Миллер, переживший и другие ужасы квебекской зимы 1759-60 годов. «Плохая вода вызывала смертельные расстройства. Можно было видеть, как у людей болтались языки, как у бешеной собаки; за кварту воды часто давали доллар[…] Короче говоря, из-за убитых, раненых и больных армия сократилась до двух рельефов, и предполагалось, что мы будем вынуждены сойти на берег, не заняв места»[659].
Осада Гаваны, 8 июня — 13 августа 1762 года. На этом прекрасном инженерном чертеже показаны британские осадные линии и позиции батарей в правом нижнем углу. Замок Морро находится на восточной (правой) стороне канала, ведущего в гавань, а Пунта — на западной. Прямые линии, идущие от батарей, показывают траектории отдельных пушек; пунктирные изогнутые линии — траектории минометов («бомб»). В отличие от Квебека, внутренние здания которого сильно пострадали от британских бомбардировок, сам город Гавана остался сравнительно неповрежденным от обстрела. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.
Только прибытие с 28 июля по 2 августа около четырех тысяч солдат из Северной Америки — половина из них регулярные войска 46-го и 58-го полков и нью-йоркских независимых компаний, другая половина провинциалы из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Род-Айленда и Коннектикута — позволило Альбемарлю успешно завершить осаду. Используя свежие части для замены четырех батальонов, полностью выведенных из строя болезнями, он приказал 30 июля взорвать мину под крепостью Морро, а затем взял форт штурмом. После взятия этого огромного препятствия весь огонь можно было сосредоточить на Пунте и стенах самого города, расположенного через судоходный канал. К ночи 11 августа пушки Пунты замолчали, и комендант Гаваны запросил перемирие, чтобы выработать условия капитуляции. 14 августа он официально сдал город со всеми воинскими почестями и гарантиями сохранения прав собственности и религиозных обрядов. Получив в свои руки «ключ к Новому Свету», британцы также завладели тремя миллионами фунтов стерлингов в золоте и серебре и большей частью испанского флота в Карибском море: двенадцатью линейными кораблями и несколькими фрегатами — четвертью испанского флота. Теперь вся Флорида и восточная Мексика были открыты для британского нападения[660].