Сущность
Шрифт:
Он прошел сквозь стену. Злобно. Где она? Карлотта почувствовала наступление и, словно краб, поползла по простыням к изголовью.
– Оставь меня в покое, – прошептала она.
Она все ползла, дальше от искрящегося присутствия в воздухе. Все дальше, к стене, вытянув перед собой руку.
– Нет! Нет! Ты меня покалечишь!
Он подошел ближе.
Карлотта встала, зажатая между кроватью и стеной. Она пыталась выставить перед собой лампу,
– Нет! Нет! Пожалуйста…
Он потянулся к ней. Жгучая, горячая боль пронзила ее насквозь. Ноги были крепко сжаты. Он был грубым. Боль добралась до ее живота.
– О боже! Нет!
Карлотта сгорала изнутри. Она беззвучно кричала, ее пальцы пытались схватить воздух. Его тяжелый вес придавливал ее, прижимал к стене, пока он врывался в нее.
– О боже, я умру… – в бреду подумала она.
Горячая липкая жидкость потекла по ее бедрам. Карлотта почувствовала, как промокла ночная рубашка. Почувствовала запах крови. Куда он делся? Она была в шоке, не в силах подняться из угла. Попыталась засунуть подушку между ног. Затем и та стала горячей и липкой.
Карлотта потянула телефонный шнур на себя, покачиваясь в темноте.
– Оператор… господи… оператор, – хрипло шептала Карлотта.
Она потрясла телефон, чувствуя, как головокружение начинает брать верх. Она теряла сознание.
– Номер, пожалуйста?
– Оператор, – пыталась закричать Карлотта, падая на пол, – я истекаю кровью!
Затем она упала в обморок, пытаясь взять себя в руки. Скорая приехала через пятнадцать минут. Билли, бледный и дрожащий, провел их по дому в сопровождении полицейского. Они нашли Карлотту, ее ночная рубашка была залита кровью, лужа на полу больше не растекалась, пульс был крайне слабым.
Шнайдерман зашел в кабинет доктор Вебера, увидел на двери табличку «Входите» и прошел в приемную, даже не глядя на секретаря.
Доктор Вебер поднял глаза, увидел выражение лица Шнайдермана и медленно опустил папку.
– Да, Гэри?
– Доктор Вебер, вы говорили с доктором Шевалье?
– О госпитализации? Да. Хотел что-нибудь придумать для миссис Моран.
– Надо поторопиться.
– Что случилось?
– Мне сообщил Дженкинс с четвертого этажа. Она пыталась проткнуть матку острым инструментом.
Доктор Вебер встал из-за стола, положил руку на плечо Шнайдермана и убедился, что дверь закрыта. Он говорил быстро и тихо.
– Она в травматологии, ей переливают кровь? – спросил доктор Вебер.
– Да. Она довольно много потеряла.
– Ладно. Такое бывает. Соберитесь, Гэри. Давайте зайдем к ней.
Доктор Вебер вернулся к столу, взял телефон и сказал секретарше, что пробудет полчаса в травматологии. Затем положил трубку и подошел к двери.
– Господи,
– Может, она не попала по матке. Вы этого не знаете.
– Да, сэр, но я и не думал, что она настолько цепляется за симптомы, что…
– Теперь вы знаете, Гэри. Жизнь многому нас учит.
Доктор Вебер посмотрел на Шнайдермана, который состроил нейтральное выражение лица для тех, с кем ему предстояло встретиться, и затем они вышли в коридор. От секретарши не ускользнула пепельная бледность Шнайдермана.
Мужчины быстро шли по коридорам, минуя медицинский персонал с обеих сторон.
– А если она не согласится, сэр?
– На что?
– На госпитализацию.
Они остановились у толкучки рядом с лифтами. Доктор Вебер посмотрел на ожидающего ответа Шнайдермана, затем отвел взгляд.
– Если она вернется к реальности, мы сможем держать ее только день или два, Гэри.
Они вошли в огромный лифт. Сбоку на койке, завернутый в белые простыни, лежал пожилой мужчина, дышавший через трубки в носу. Рядом стояли две медсестры с осунувшимися и встревоженными лицами. За ними были два администратора, загорелые и тихо перешучивающиеся друг с другом.
– Но она вредит себе! – настаивал Шнайдерман, силясь не повышать голос. – Мы должны защитить ее! От самой себя!
– Законы непростые, Гэри.
– Значит, она может резать себя на кусочки, а нам по закону нельзя оставить ее под наблюдением?
– Законы склоняются в сторону пациента. Особенно после последнего решения верховного суда. Право на ее стороне.
Двери лифта открылись. Врачи последовали за койкой в холл, а затем очень быстро поднялись по длинному пандусу, ведущему на четвертый этаж.
Голова Шнайдермана гудела от мыслей. Он не мог поверить в то, что у пациента было законное право себя калечить. Но с суицидом все иначе. Если пациент делал попытки покончить с жизнью, у врача было право госпитализировать пострадавшего на определенный срок.
– А если она попытается навредить детям, доктор Вебер? Помните, что запястье мальчика почти сломали подсвечником? Разве этого недостаточно, чтобы ее госпитализировать?
Доктор Вебер покачал головой.
– Можно только забрать детей.
Он посмотрел на Шнайдермана, который судорожно копался в своих мизерных знаниях о законах.
– И даже это почти невозможно, – сказал доктор Вебер. – Попробуйте убедить суд отнять у матери детей. Ни за что.
Поскольку Карлотту никак нельзя было положить в больницу, в психиатрическую лечебницу, Шнайдерман почувствовал свою ответственность. Придется заставить ее увидеть все так, как было на самом деле. Он объяснит ей, в какой опасности она находится. Ему придется как-то заставить Карлотту подавить свою больную часть и заставить ее лечь в больницу. Шнайдерман смутно надеялся, что к ней вернулась какая-то степень рационального контроля. Но он был настроен пессимистично.