«Сварщик» с Юноны
Шрифт:
— Будет исполнено, Ваша Светлость, — козырнул Хвостов.
Задробили по палубе тяжелые матросские ботинки будто копыта лошадей отъезжающего экипажа, отчаянно заскрипел таллреп выбирая якорный канат, натужно, словно кит, запыхтела паровая машина, лихорадочно задрожал корпус и судно медленно, будто нехотя, поковыляло вон из бухты. Чуть левее и сзади «Мария» тянула на буксире «Авось».
Я не отходил от борта щадя чувства камергера пока фигурка на камне не растворилась вдали. А бездушная бухта по-прежнему нависала громадами береговых скал. Но всему приходит конец, вот и корабли экспедиции вышли на большую воду, с хлопанием, словно взлетающие чайки, расправили паруса, поймали свежий почти попутный
Стремясь сменить уныние командора, которое настораживало экипаж, я дабы встряхнутся вознамерился провести утренний комплекс зарядки. Пусть Резанов безучастно болтается внутри меня, пусть, я его через физиологию взбодрю! Тем более есть повод «обновить» одни из двух пар мокасин, что вчера вечером привезли-таки Фернандо с Орлиным когтем, перебираясь окончательно на корабль.
Тогда на радостях я сунул было индейцу золотой червонец, который тот принял с достоинством высокородного дворянина, но тут же передал Фернандо. Я ещё подасадовал, ведь хотел-то наградить слугу, а тот отдает хозяину. Образ Фернандо как чистосердечного юноши в моих глазах поблек. Но, как выяснилось, я ошибся: Орлиный коготь что-то на родном языке сказал Фернандо, парень словно школьник на уроке кивнул, проворно кинулся к борту, перегнулся, переговорил с лодочником и передал монету, а мне улыбаясь пояснил, что на эти деньги Орлиный коготь наказал приобрести для своего племени необходимые вещи и инструменты. Я сунул руку в карман, вроде там бренчали ещё монеты, но Орлиный коготь положил ладонь мне на предплечье:
— Те деньги ты, мой бледнолицый брат Командор, дал от сердца. Что куплено на них послужит хозяевам как друг, верой и правдой. А на другие как гости: пришло-ушло. Пусть мой бледнолицый брат Командор не думает больше об этом.
«Мудрый, блин, индеец!» — хмыкнул я про себя, а наяву благодарно кивнул.
Мы отошли миль на двадцать от бухты Сан-Франциско, погода стояла превосходная, солнце припекало спину, я отдуваясь от очередных настырных попыток пройтись, как практиковал в прошлой жизни, на руках, дышал свежим морским воздухом и глазел по сторонам в подзорную трубу. Штука хорошая, и увеличение приличное, но уж дюже неудобная: длинная и если рука дрожит, то изображение смазывается. Слева в полумиле виднелся Островок, в поперечнике полторы-две Мили и вытянутый в длину. Я направил объектив в его сторону. Что-то на берегу мне показалось чужеродным: свет не такой или форма другая, никак не могу разглядеть.
— Эй, приятель! — крикнул я впередсмотрящему в «вороньем гнезде», указывая рукой — Что там, на том островке, не видишь?
Матрос козырьком приложил ладонь к глазам:
— Нет, никак не разгляжу…
Тогда я передал на верёвке, на которой ему подавали воду, наверх подзорную трубу:
— Ну-ка глянь повнимательней Что там, на берегу?
Мужик долго крутил окуляр, наконец воскликнул:
— Ей-Богу, Барин, детишки! Там ребятишки, ей-Богу! Сколько, отсель не разглядеть. Но двое точно.
Резанов, который до этого внимания на мои манипуляции не обращал, был погружен в свои мысли, наслаждался морским воздухом, встрепенулся:
«Слышь, Савелий, а ведь это могут быть те самые, сгинувшие, ребятишки. Ну-ка… давай-ка мы сейчас пошлём…»
«Точно, Вашбродь!» — хлопнул я себя по бедру: «Пока батель тут — она побыстрее, давай отдадим приказ».
И как не увиливал Резанов, а я уболтал со-владельца тела спрыгнуть на «Марию» и самолично отправился осматривать Островок.
Когда Дети увидели приближающееся суденышко, один выскочил на высокий камень и что есть мочи замахал над головой грязно-белой тряпкой. При приближении мы услышали охрипший голос. Да, это оказались сыновья губернатора и коменданта, и дочка судьи, они стырили лодку, выгребли из бухты, дальше отплыть
Тяжелее всех пришлось девочке: изящные туфельки из тончайшей легкой кожи очень быстро разлохматились об острые камни, скрывающиеся там и сям среди прошлогодней травы. Мальчики готовы были защищать свою благородную даму с мечом и шпагой в руках, как настоящие рыцари из тех романов, которые им читали Няньки, но на острове не оказалось ни драконов, ни злодеев, а как победить репейники, которые мириадами нацеплялись к платьицу девочки и пытаясь освободиться от которых она исколола пальчики, ребята не знали и от того растерялись. Они даже еды не знали Где найти. Но они отважно сражались с обрушившимися на них невзгодами.
Они сначала кричали, Но кто их услышит в такой пустынной местности. Ночью здорово похолодало, ведь до лета ещё далеко и юные идальго чем могли укутали маленькую синьориту, а сами жались друг к другу стуча зубами — ведь удрали в том, в чём вышли гулять под припекающим солнцем.
На следующий день мальчишки пытались ловить рыбу, но тут и природному островитянину ничего не светило, куда там изнеженным няньками ребятишкам.
Но особенные страдания доставляла жажда, как на зло ни единой капли дождя на остров не упало, хотя на их мучения предидущим днём в полумиле послеобеденная гроза обильно поливало океан. Вторая ночь далась совсем туго.
К нашему прибытию Эстелла бредила, позже она созналась, что тайком от мальчишек вдоволь напилась морской воды. Матрос на руках перенес невесомое пышущее жаром тельце в шлюпку, а оттуда после спасения невольных жертв кораблекрушения в батель, где ею тут же занялся Лангсдорф, на время плавания корабельный доктор. Девочка открыла глаза чуть-чуть попила.
К прибытию на «Юнону» Эстелла перестало метаться в бреду, а ещё через полчаса пришла в себя. Детей напоили бульоном.
— Не волнуйтесь, Николай Петрович, — успокоил Лангсдорф на мои вопросительно поднятые брови, — дети осмотрены, накормлены, мальчики уже по кораблю носятся, девочка в каюте отдыхает.
Камень свалился у меня с души. Ну что, нужно как можно скорее вернуть детей домой, исстрадавшимся родителям! Но всем судам разворачиваться излишне, достаточно посадить ребятишек на батель, пожалуй сам на «Марии» пойду. Внезапная мысль сбила с шага, Я замер, словно уперся в стену и ударил себя полбу: Ёлки-палки, а почему бы нет?!
Сорвался с места взбежал на капитанский мостик:
— Николай Александрович! — обратился к командующему нашей небольшой флотилии на переходе лейтенанту Хвостову, — Посмотрите по своим картам, Где мы находимся от Сан-Франциско, На каком расстоянии и с какими там координатами, Как нас найти при необходимости?
Если капитан «Юноны» и удивился, то виду не подал, взял навигационную линейку, на морской карте принялся что-то измерять и помечать, проводить линии карандашом:
— Ну, если прямым курсом, то двадцать три мили на северо-северо-запад, азимут 29 градусов.
— Обстоятельства вынуждают меня вернуться на «Марии» в Сан-Франциско. — Хвостов понимающе кивнул, и я продолжил: — Вы следуйте прежним курсом, встречаемся в нефтяной бухте. Пока мы обернемся, вы заправитесь, связь по радио.
На палубе я подошел к борту и в рупор приказал готовить батель в обратный путь, попросил следовавшего за мною вестового разыскать детей, а сам спустился в каюту командора. Проверил по записям, до оговоренного времени ещё час, а нам уходить, но всё-таки натянул наушник.