«Сварщик» с Юноны
Шрифт:
Отсмеявшись и утерев выступившие слезы сжалился над парнем: медленно, по разделениям, показал прием. И научил уходить от него. Теперь удавалось выбить шпагу из рук парня хорошо если через раз. С другой стороны и я ещё недостаточно освоил тело командора.
И внезапно сообразил, что именно такой спаринг-партнёр по тренировкам мне и необходим: есть на чью гибкость, неутомимость и энтузиазм равняться, к каким показателям подтягивать собственное, ну в смысле Резанова, тело. А ботинки вкупе с портянками и правда показали себя замечательной обувкой
После тренировки я снял ботинки и размотал портянки чтобы просушить, проветрить. Орлиный коготь встал, подошёл, нагнулся, взял ботинок, пошёл ближайшему кусту, срезал чуть длиннее ботинка веточку, разрезал пополам и сложенную вдвое сунул внутрь, раздвинул, пока концы половинок не уперлись в носок и пятку, ножиком насек риску, вытащил. Я с любопытством следил за его манипуляциями:
— Что это ты делаешь, Орлиный коготь?
— Мерку беру.
Первый раз встречаю. — кивнул я головой.
— Тебе для мокасин, мой бледнолицый брат Командор.
— Успеете? — усомнился я, — мы отходим через пару дней.
— Пусть мой бледнолицый брат этого в голове не держит, без тени бахвальства просто ответил индеец.
Краснокожий во время наших тренировок сидел поодаль и вырезал фигурки из дерева. Я заинтересовался, подошел:
— Красивая работа, Орлиный коготь. Что это?
Он молча протянул мне копию оленя, повторенную до мельчайших подробностей Казалось что даже рогами нервно поводит.!
— Превосходно! — не стал я сдерживать похвалу. И наклонил голову ловя неясную мысль. Наконец — Оба-на! — мысль созрела: — Орлиный коготь, а можешь вырезать мне модельку пули, если нарисую?
Индеец молча протянул раскрытую ладонь: мол «Давай».
Я проворно достал блокнот и набросал рисунок пули Майера, в охотничьем просторечии турбинки: с наклоненными наискосок в одну сторону ребрами как снаружи так и во внутреннем полом канале:
— А толщина вот такая, — я выудил из сумки круглую пулю от пистолета.
Пока мы отдышались и оправили одежду индеец протянул мне готовую деревянную пулю, выполненную необычайно точно. А гипс у меня есть на корабле. Теперь смастерить пулелейку пара пустяков, до сего времени дело тормозило отсутствие под руками хорошей глины дабы вылепить модель. Но всё что ни делается — всё к лучшему.
Матросы, дожидающиеся окончания моих экзерсиций у шлюпки, от скуки убивали время игрой в ножички. Складные ножи вошли в моду и наши моряки друг перед дружкой понакупили их у англичан и американцев. Когда мы с Фернандо приблизились, матросы встали отряхиваясь.
— Что, Ваша Светлость, назад? — мотнул головой старший в сторону шлюпки.
— В ножички режетесь?
— Ну да.
— Ну-ка, протянул я руку.
Получив ещё не сложенный но уже очищенный от набившейся меж лезвием и рукояткой земли складник, Я подбросил его несколько раз, покрутил ловя баланс, взял за рукоятку, за лезвие и присев на корточки у того места,
Матросы уважительно закивали.
Я, положив на тыльную сторону ладони рукояткой вперёд, подбросил — нож снова воткнулся. Взял за Лезвие и сидя на корточках кинул его — опять получилось. Тело потихоньку вспоминала полузабытый навык. Это как на велосипеде после зимы: сначала руль дрожит, но через несколько десятков метров навык восстанавливается. Про себя подумал: «Ну да, квалификацию не пропьёшь». Напоследок схулиганил: приложил лезвие ко лбу рукояткой вниз и резко бросил — почти получилось, но к сожалению нож немножко не — докрутился, воткнулся самым кончиком почти лег на землю.
— Ого! — глаза матросов загорелись азартом, — Мы такого не знали, Ваша Светлость.
— Так в разных местностях свои ухватки. Я вот некоторые ваши впервые вижу, — улыбнулся я вытирая нож пучком травы и, сложив возвратил матросу похвалив: — Знатный клинок, — тот выпятил грудь. — Ну что, по машинам!
— По каким машинам? — матросы переглянулись.
— Да так. Не обращайте внимания, в смысле: пошли.
На судне я, растирая онемевшие от гребли руки и затекшую спину, первым делом нырнул в трюм проинспектировать установку паровой машины — доверяй, но проверяй. Перепачканные Ерёма со-товарищи пыхтели, таскали, стучали.
Увидев меня, Ерема растянул рот в улыбке, кивнул на полуустановленный агрегат, крикнул, перекрывая шум:
— Ваша Светлость, а когда будем ставить такую на «Авось»?
— Э-эк ты разогнался, голубчик, — засмеялся я. — Не спеши. Ты ещё эту до ума доведи: форсунку нефтяную доделай так, чтобы коптило поменьше, получше сгорало бы топливо, поменьше бы расходовать нефть. Пар чтобы получше использовался, поменьше выбрасывался. А то так на неё ни нефти, ни воды не напасешься. Сейчас-то, в моём понимании, паровая машина не главный двигатель «Юноны», главными останутся паруса. А паровая машина — так, подработать где паруса беспомощны: вот когда на рейд выводить начнём, её запустим. Так что надо доводить до ума наше с тобой детище, — Я кивнул на паровик и похлопал парня по плечу.
Лицо собеседника потускнело и, дабы подсластить «пилюлю» я пояснил:
— Недостаточно же тех нескольких дней, что мы провели на «Марии», согласись.
Парень нехотя кивнул.
Из кормового трюма я заскочил с проверкой в кают-компанию, это единственное просторное помещение, где получалось разместиться на занятия. Сейчас здесь собрались будущие радисты: с «Марии», с «Авось», с «Юноны» и убывающий на форт «Росс». Анисим на зуммере проверял знание телеграфной азбуки. Больших скоростей им пока не надо, лишь бы записывали по два-три знака сокращений, которые я вспомнил из армейских. Сами телеграфные знаки помогали усвоить так называемые «напевы», в мое время «отскакивающие от зубов» любого радиста.