Свержение ига

Лощилов Игорь

— Слышал, что в Москве тоже не велят с огнём баловаться?

— Не велят, — подтвердил тот, — от пожара берегутся.

— И кто же следит за соблюдением порядка?

— Ночная стража и особые люди — ярыжные.

— Это разумное устройство. — Джанибек удовлетворённо наклонил голову и посмотрел на советника: — Составь фирман, как было мною говорено, и прикажи заготовить огневые бирки — отныне разводить огонь сможет тот, кто купит у меня огневую бирку.

Матвей бросился ему в ноги:

— Окажи милость, великий хан, прикажи немеддя продать нам такую бирку, не поскупимся. — Он достал увесистый

кошель и протянул его советнику.

Джанибек взвесил на руке переданный кошель и кивнул:

— Хорошо, можете жечь свой огонь. Но для чего вы это делаете?

— В Москве и иных державах принято, чтобы отъезжающие послы салютовали местным государям. Завтра мы отъезжаем к турецкому султану, наш посол уже в Кафе.

— Как? — удивился Джанибек. — Ведь он ещё не был у меня.

— Мы долго ждали твоего зова, господин, а теперь наше время истекло. К тому же жить нам здесь стало небезопасно: сегодня твои люди сделали попытку напасть на посольство и присвоить силою предназначенные для тебя дары.

— Ты врёшь! — вскричал Джанибек. — Я никого не посылал, а самовольно никто не мог покуситься на ханское добро.

— В таком случае спроси своих братьев, кого и зачем отряжали они к нам сегодня.

Хан сделал нетерпеливое движение рукой, и в комнате тотчас же появился Айдар — должно быть, подслушивал под дверью. Хан принял грозный вид, что случалось с ним всякий раз при решении денежных вопросов, и спросил:

— Московские послы, оказывается, уже долго не могут вручить мне привезённые дары, почему?

Айдар наклонился к ханскому уху:

— Мы ждём послов польского короля и не можем принять московитов раньше: ведь король тебе больший друг, чем князь Иван.

Больший друг мне тот, кто привозит больше поминков, — важно сказал Джанибек, — впредь приезжающих с дарами принимать сразу же... Ну а кого посылал ты нынче к посольству? — Змеиная улыбка так и застыла на губах хана.

— Никого! — вскричал Айдар. — Никого! Но мне стало известно, что один из наших сотников действительно покусился на имущество московитов.

— Ах, собака! — воскликнул хан. — Выходит, я солгал неверному, уверяя, что у нас нет таких самовольцев?

— Ты не солгал, повелитель, — успокоил его Айдар, — я приказал посадить сотника на кол, и он уже успел испустить дух. У нас больше нет таких самовольцев.

Джанибек повернулся к Матвею:

— Обидчик сурово наказан и больше не будет вас беспокоить. Передай своему послу, чтобы он остался на нашем празднике. Я вскоре приму его.

Матвей выдержал ханский взгляд и твёрдо сказал:

— Завтра на место наказанного придёт новый сотник. Русский посол не может подвергать себя опасности.

— Посмотрите на этого гяура! — вскричал Айдар. — Он смеет прекословить хану!

— Да-а. — Джанибек сошёл с привычной стези и сразу утратил уверенность, — не забывайся, гяур...

— Великий хан! — также твёрдо продолжил Матвей. — Мы сидим здесь два месяца, и твои братья уже взяли себе половину предназначенных для тебя даров. Сегодня они приходили за новыми, а завтра придут снова...

— Не слушай, хан, наветы неверного, — снова закричал Айдар, — отдай мне его на исправление, и ему уже сегодня будет нечем изрыгать хулу на преданных тебе людей.

— Действительно... — нерешительно протянул хан.

— Ты

можешь вырвать мне язык, но как быть с этим? — Матвей вынул свиток, который обронил Жузбасы за посольским столом. — Ведь здесь твоя подпись, Айдар, да ещё большая ханская печать!

— Что это такое? — поинтересовался хан.

— Список новых даров, которые потребовали твои братья.

— Что?! — Голос Джанибека снова обрёл грозную твёрдость. — Я доверил тебе печать, а ты пользуешься ею, чтобы присваивать моё имущество?! Что в этом списке?

— Меха, золото, посуда и, кстати, вот этот поднос...

Джанибек схватился за поднос, словно защищая его от воров.

— Вон отсюда! — крикнул он Айдару и стал с опаской следить за его движением к двери. — Неслыханное дело, — в его голосе слышалось жалкое недоумение, — братья тянут у своего же брата. Ты прав, московит! Вам действительно опасно жить на своём дворе... Но вот что, отныне вы будете находиться под моей личной защитой. Завтра утром, нет, прямо сейчас перевезите сюда своё имущество. Вам отведут лучшие комнаты дворца, и вы будете первыми гостями на моей свадьбе!

— Твоя милость беспредельна, великий хан, мы не можем ослушаться твоей воли! — воскликнул Матвей. — В благодарность мы преподнесём тебе богатый свадебный подарок, набьём дворцовые пушки потешным зельем и сделаем в твою честь такой салют, какого не видывал ещё ни один государь земли!

Джанибек любезно наклонил голову:

— Но для такого салюта ваш задаток, — он подбросил на руке мешочек с деньгами, — может оказаться мал...

Кафа готовилась к торжествам. Здесь должны были начаться военные игры, победители которых будут удостоены чести сопровождать невесту до дворца Джанибека. Подновлялись и украшались дома внутри крепости, убирались первой зеленью все двадцать шесть её башен, изгонялись бродяги и люди непотребного вида, зато в основной своей части она оставалась прежним пыльным и разноязычным городом, мало подверженным причудам властей. Так принаряжается старая кокетка, румяня лишь то, что видят её слабеющие глаза. С троекратной силой бурлил главный рынок, занявший огромное пространство от моря до крепостных стен, а своими наиболее чистыми рядами переваливший через них и достигнувший центра крепости — цитадели, обнесённой пятисаженными стенами необыкновенной толщины. Лавки ювелирного ряда примыкали к самой большой трёхэтажной башне, защищавшей въезд в цитадель и названной именем папы Климента VI, особенно благоволившего к соорудившим её генуэзцам. В этой башне и содержался Менгли-Гирей. Впрочем, её высота и толщина стен мало смущали узника. Он то и дело появлялся среди ювелирных рядов, рассматривал украшения, разговаривал с купцами и как должное воспринимал их подобострастные знаки внимания.

Хозя Кокос, лавку которого Василий отыскал у самого въезда в цитадель, стал сразу же жаловаться на непомерную жадность ханских чиновников, требующих от ювелиров богатых свадебных подарков и угрожающих в противном случае изгнать их за пределы крепостных стен. Василия, однако, купеческие заботы тронули мало. Он рассказал о грозе, нависшей над московским посольством, и заметил неподдельную тревогу Кокоса: гроза могла зацепить, тогда тому пришлось бы распрощаться со своим добром и убираться гораздо далее крепостных стен.