Свет мой
Шрифт:
— А что? У вас язвочка? Это сейчас лечат. Я дам вам телефончик… Знаменитый специалист, сам Толин! Профессор!
— Спасибо. Здоров, как бык!
— А вы случайно Досифея Петровича не знаете?
— Профессор?
— Что вы! Стоматолог, золотых дел мастер, так сказать… У меня, видите, целехонькие. Элочке надо. Правда, говорят, нынче фарфоровые в моде.
— Не в курсе.
— А вы слышали, Пугачева прилетает? Как! Ну, голубчик, от культурной жизни отстаете. Весь город на дыбы, а вы — не в курсе. Отстаете, отстаете… Может,
— Спасибо.
— Экий вы… Все спасибо да спасибо… а за спасибо деньги не платят. Ха-ха-ха!
— А как вам наш телек понравился? Не заметили? Японский! «Сони»!
— Красивый…
— Еще бы! И цена ему красивая. Хотите кофе? Растворимый, черный, бразильский. «Касик»!
— Пожалуйста, не беспокойтесь.
— А вы, извините, что кончали?
— Не понял?
— Наш университет?
— Нет. Горьковский…
— Горьковский?!
— Да. Университет жизни.
— А-а-а… Неплохо зарабатываете?
— В круговую семь-восемь кусков.
— Кусков?
— Да, до восьмисот рублей в месяц.
— О-о-о! Министерская должность?
— Должность хорошая, рабочая. Рыбак я.
…За столом веселье, разговор… Хрусталь перемигивается светом, переливается звоном, взрывается шампанское, женское — «Ах!», коньячные наперстки то и дело тянутся к губам тонкошейных бутылок со звездочками на груди; фужеры задумчивы в иглистом мерцании вина, замерли балеринами на одной ножке; салатницы, чашки с золотыми каемочками, серебряные ложки, вилки, ножи… Все как «в лучших домах Лондона», — сказала бы хозяйка — вальяжная, сытая, выдрессированная легкой жизнью дама. Красивая. В теле баба. Крепкая. Ее бы к нам, на работу…
Ей-богу, скучно мне за этим столом. Устал я в отпуске от безделья. Сейчас бы к себе, на Камчатку! Эх, веселая в эту пору там работа!
…Горбатя чистые и быстрые струи речек, обдирая бока в кровь, прет на нерестилища кета, горбуша, прет ради продолжения рода своего, прет… и потом измочаленная, страшная в своей метаморфозе, скатывается в моря. Но это потом…
Я по-английски покидаю веселую компанию и выхожу на свежий воздух. Степь пахнет горькими травами, а в ночном небе плывут созвездия Красных Рыб.
«Черт возьми, — думаю я, — сколько труда, пота, сколько недоспанных ночей, нервов, страха, наконец… Ради чего?»
И в голову приходит странная и дикая мысль — не отстукать ли телеграмму своему начальству в Управление: прошу уволить по собственному желанию…
Нет, не поймут. Скажут: на легкую жизнь потянуло маримана. Не поймут.
Собственно, и желания-то у меня такого нет. Трудно представить даже, как это я буду без моря…
— Но — обидно же! Ей-бо, обидно: неужели я вкалываю, чтобы сладко и вкусно выкушивала м о ю р ы б у эта оранжерейная дамочка и ее компания?
Вижу воочию, как она берет холеными пальчиками розовую прозрачную дольку кеты, ноготки на пальчиках в темном коричневом маникюре, точно затаились жуковины, таракашки,
Черт! Куда вы плывете, созвездия Красных Рыб?!
Клара
Лето на редкость было грибным. Народ до того избаловался, что кроме белых грибов да сырых груздей ничего не брал.
Корзина, моя была полна, и я решил малость передохнуть, а заодно подумать, как быстрее выбраться из леса к железнодорожной станции. Присел на пенек. В траве посверкивали ягоды костянки, вызывающе ярко стояли гордые мухоморы. До чего ж красивы! Красные, в белых крапинках на шляпке, с бахромистой окантовочкой по ножке — смотрелись они праздничными куличами на зеленой скатерти поляны. Было тихо. Удивительное это время — межцарствие лета и осени. Лес полон сил и молодости, но воздух уже подсвечивается осенними листочками…
Я задумался и очнулся от ощущения: кто-то на меня пристально смотрит (я даже невольно передернул плечами). Медленно повернул голову и вижу: на упавшей березе сидит большая серая ворона.
— Ты кто! — спросил громко. — Колдунья? Заколдованная принцесса?
Ворона покачнулась, но продолжала внимательно и строго смотреть на меня.
— А! — махнул я рукой. — Обыкновенная ворона.
— Кара! Клара! — выкаркнула ворона.
Я чуть с пенька не свалился. Ворона же, решив, что знакомство состоялось, взлетела на вершину сухостоя и принялась спокойно чистить свой клюв о сучок.
Я потоптался у дерева перед ней и двинулся прямиком через лес.
Вышел удачно — прямо к станции. Электрички еще не было, платформа пуста.
Я присел на скамейку, вынул из плаща газету. Вдруг слышу за спиной: кхы-кхы. Кашляет кто-то, да так, будто этому человеку по крайней мере сто лет. Оглянулся — на бузине ворона!
— Клара? Это ты?!
— Кра! — откликнулась она и слетела на платформу. Ходила птица важно, гордо, с независимым видом и все посматривала одной черной бусинкой на мои спортивные кеды, наверное, ее заинтересовали шнурки: разноцветные, с блестящими металлическими концами.
Я протянул руку к ней, Клара — цап меня за палец. Гордая! Тогда я прикрыл глаза — это ее и успокоило. Подскочила Клара к моим ногам, ухватила клювом конец шнурка, потянула… «Ах, ты баловница!» — хотел поймать я ее. Но подкатила электричка — Клара взлетела, я махнул ей рукой, щелкнули двери.
В вагоне я сел у окна. Вечерело. Над горизонтом стояли чуть тронутые зарею розовые облака. Березовые колки, пустынные поля наполнялись синим сумраком и туманом.
Через полчаса электричка остановилась на станции с чудным и удивительным названием: «Сыропятка». В окне я снова увидел ворону! Она летела над платформой и поездом и громко каркала. Неужели Клара?!