Свет твоих глаз
Шрифт:
Эд поднялся с готовностью. Тимофей - неохотно. Взявшись под руки, они все же удалились в рабочий кабинет моего хозяина.
Убедившись, что дверь за ними закрылась, мы с Тамарой обернулись друг к другу с одним и тем же вопросом:
– Ну, как он?
Рассмеялись.
– Ты - первая!
– отсмеявшись, потребовала подруга.
– Я так понимаю, ты все же сдала крепость?
– Да. Эд… он совсем другой! Не такой, как Жабич, - призналась я.
– Мне с ним так хорошо, что даже страшно! А вы с Тимом?..
– А мы - взрослые люди. Сняли стресс, порадовали друг
– Мне показалось, что Тим… Тимофей… не очень хочет тебя отпускать, - осторожно закинула я удочку.
Все-таки Томка - моя ровесница, а замужем, в отличие от меня, вообще не была. Может, и правильно, что не торопится, но часики-то тикают. Вдруг брат моего хозяина всерьез ею заинтересовался? Жених он видный, даром, что бабник. Говорят, из бабников самые верные мужья потом получаются…
– Не хочу загадывать. Несерьезный он какой-то, этот ваш Тимофей, - словно подслушав мои мысли, высказалась Тамара.
– Сегодня отпускать не хочет, а завтра скажет - надоела.
Возразить мне было нечего. Я и сама такие же опасения имела. Поэтому спросила о другом:
– Как думаешь, Жабича посадят?
– Наверняка! Охранника он с сообщником чем-то вырубил. Тебя похитить пытался. Сообщник твоему Эдуарду руку сломал. Условным сроком никак не отделаются!
– Ох, чувствую, бывшая свекровь меня проклинать будет… - не то чтобы я так уж боялась проклятий этой женщины, но застарелая привычка опасаться ее зашевелилась где-то на дне души, как приподнявшая голову кобра.
– Скворцовы тебя в обиду не дадут. Тем более теперь, после того что у вас с Эдом было. Это ты удачно себе такого влиятельного мужчину нашла, - подбодрила меня моя расчетливая подруга.
– Я же с ним не из-за этого!
– вспыхнула я. Вспомнила, как Эдуард о чем-то похожем спрашивал, и покраснела еще больше.
– Ты же не думаешь?..
– Ох, Ника. Ты такая ромашка, что на такое просто не способна!
– Тома подала мне последнюю чашку со стола.
Я пристроила ее в посудомойку, залила моющее средство, включила программу быстрого мытья.
– Ромашка… - повторила, усаживаясь на стул.
– Хотела бы я быть такой, как ты, Томка!
– Думаешь, так оно лучше?
– с внезапной горечью отмахнулась Тамара.
– Оставайся лучше собой, Никуш. И Эда своего береги. Он тоже из породы романтиков, хоть и прикидывается жестким дельцом. Вы с ним - два сапога пара.
– Спасибо, валенками не обозвала. Сибирскими!
– захихикала я.
Но в душе мне стало приятно: подруга моя - психолог, в людях редко ошибается. Может, и правда, есть у нас со Скворцовым будущее? После ночи в его объятиях мне этого по-настоящему захотелось! Страхи, нажитые благодаря Жабичу, отступили. И теперь я готова была признаться себе, что хочу новых отношений. И, кажется, готова к ним - при условии, что это будут отношения с Эдом.
37. Эдуард. Избавление
Девчонки прощались долго и трогательно. Я стоял рядом с Никой, старательно улыбаясь ее подруге, и уверял, что в моем доме Тамара - всегда желанная гостья. Тимофей злился, шипел рассерженным змеем, что у дорогой Томочки и без того есть, где остановиться. А я вспоминал, как изводил меня первые недели после появления Ники мой младший братец, и чувствовал
Наконец, дверь за Томой и Тимом закрылась. Мы с помощницей остались вдвоем. И я тут же сделал то, о чем мечтал с самого пробуждения: поймал Нику, прижал к себе, как мог - висящая поперек груди рука в гипсе порядком-таки мешала обниматься - и потянулся к ее лицу с поцелуем. Медленно, осторожно. Пусть мы провели вместе ночь, точнее, утро, но я пока не был уверен, что Ника не передумает, не оттолкнет.
Ника положила ладошки мне на плечи, привстала на носочки - подалась навстречу. Меня окатило волной тепла - от затылка и до самого копчика. Губы сами собой расползлись в счастливой улыбке. Оказывается, целоваться и одновременно улыбаться - тоже можно!
– Идем на диван?
– зацеловав помощницу до радужных пятен в глазах, я прервался, чтобы перевести дыхание, и сообразил, что сидя ласкать женщину всяко проще, особенно когда в твоем распоряжении только одна рука.
Ника не возражала. Мы устроились на широченном диване, включили повтор новогоднего концерта. Я закинул загипсованную руку на спинку дивана так, что мог кончиками пальцев поглаживать плечо и шею своей помощницы. Она прижалась щекой к моему плечу. Я повернул голову. Мы снова поцеловались, и я понял, что уже не выпущу Нику из своих объятий, пока мы не повторим все, что было между нами ночью, и не попробуем чего-то нового…
В результате оторвались мы друг от друга, только когда пришло время выгуливать Найджела.
– Ох! Я ужин не приготовила!
– расстроилась Вероника.
– Закажи, - я пожал плечами.
– И то верно…
Ужин нам доставили как раз к тому времени, когда мы вернулись с прогулки.
Ника накрыла на стол, попыталась сесть напротив меня, но я не позволил - усадил рядом.
– Ника… я знаю, что я не подарок, - начал издалека. Откладывать разговор о женитьбе мне казалось бессмысленным. Лучше узнать сразу, что думает на этот счет моя помощница, и не терзаться сомнениями.
– Мало того, что человек я не компанейский, вечно занятой и требовательный, так еще и зрение у меня… сама знаешь.
– Знаю, - согласилась Ника чуть удивленно.
– Но пока не понимаю, к чему ты ведешь.
– К тому, что, кажется, тебя не напрягает моя… зависимость от твоей помощи. Ты гибкая, уживчивая, терпеливая.
– Если это похвалы, то какие-то сомнительные, - снова прервала меня Вероника.
– Погоди, я не все сказал.
– Говори.
– Еще ты - красивая. Худенькая, миловидная. Мне нравятся твои губы… грудь… тело. Теперь, когда я их знаю - нравятся вдвойне. В общем, мне… я хочу… ты согласишься выйти за меня?
– понимая, что начинаю блеять ягненком, прервал свои путаные объяснения и спросил в лоб.
Спросил - и вдруг разучился дышать. Грудь словно сдавило со всех сторон многотонной тяжестью. Горло пересохло и сжалось. В мозгу стучала мысль: «Идиот! Надо было сказать, что любишь ее!» Но голос внезапно пропал, и я только беззвучно шевелил губами, словно выдернутый из воды карась…
Мгновения тишины растянулись, превратились в вязкую жижу. Каждый удар сердца отдавался в ушах гулом кузнечного молота. Ника молчала долго. Слишком долго. И мне казалось, что я задыхаюсь в этой тишине. Во времени, которое превратилось в желе.