Свет твоих глаз

Лактысева Лека

Паук был огромный, с мохнатым телом и толстыми мохнатыми лапами.

Я завизжала, шарахнулась от него, сделала короткий шаг назад… нога встретила пустоту. Я взмахнула руками, табурет вывернулся из-под ноги, и я полетела спиной вниз.

Копчик! Локоть! Затылок! Боль!

Темнота…

45. Эдуард. Крик

Позвольте представиться: я - Эдуард Евдокимович Скворцов, клинический идиот. Потому что только идиот после недели холодности и враждебности,

которая должна была убедить жену в том, что я разлюбил, что больше не хочу быть вместе - падает в постель и самозабвенно любит эту самую жену. Все насмарку! Все - зря!

Пришлось менять тактику и пытаться уговорить Веронику развестись другими словами, не пытаясь отрицать своих чувств к ней. Ника меня честно выслушала - как и обещала. А потом высказала все, что обо мне думает, и заявила, что избавиться от нее я смогу только силовым путем.

Эгоистичное чудовище в моей душе радовалось ее словам и требовало оставить все как есть. «Нас любят, нас хотят!
– твердило чудовище.
– Зачем же отказываться от такого счастья?» Ах, как же хотелось поддаться уговорам жены и этого махрового эгоиста! И все же я нашел в себе силы дать Нике еще два дня на раздумья.

Может быть, переспав пару ночей с идеей о расставании, с мыслью о том, что ее будущее в любом случае обеспечено, Вероника передумает и согласится оставить меня ради новой свободной жизни. Без гири на ногах. Без чемодана без ручек, который и нести не слишком удобно, и бросить жаль.

Оставалось только как-то пережить эти два дня. Еще сорок восемь часов мучительной неизвестности. Две тысячи восемьсот восемьдесят минут над бездной, на тонком канате надежды в плотном тумане отчаяния.

Ничего, я мужик. Я справлюсь.

После разговора я сбежал к себе в кабинет, включил - впервые за несколько дней - компьютер, попытался вникнуть в озвучиваемые механическим голосом новости. Понял, что стараюсь напрасно. Голова была занята совсем другим.

Неверные интонации и слишком уж ровная, безэмоциональная компьютерная речь раздражала. Особенно теперь, когда привык, что письма и статьи в последнее время мне читала жена. Ее можно было остановить, переспросить, даже обсудить с ней что-то, а потом вернуться к месту, на котором остановились, и читать дальше - вместе. Компьютер так не может и вряд ли когда-нибудь научится. А потому - пусть молчит. Уж лучше и дальше сидеть в тишине!

Тишина продлилась недолго.

Сверху, со второго этажа, донесся истошный визг, в котором я с трудом узнал голос Ники. Почти сразу после визга раздался грохот падения чего-то тяжелого, а потом все стихло - там, наверху. Зато вскочил и залаял Найджел. Я слышал призывные нотки в его тяжелом, солидном «гав, гав!»

– Иду, иду!
– успокоил парня, выбрался из-за стола и пошел к дверям.

На ходу коснулся дверного откоса, развернулся так, чтобы наверняка не промахнуться мимо лестницы, и быстро преодолел вслепую еще несколько метров. Вытянутая вперед рука нащупала перила. Высоту ступенек ноги помнили отлично,

так что по лестнице я взобрался довольно быстро, но Найджел меня все равно опередил.

Как только я оказался на втором этаже, мой умный пес побежал куда-то вперед и стал призывно лаять, подсказывая, куда идти.

Я поспешил на его зов, кончиками пальцев слегка касаясь стены, чтобы не потерять ориентиры. Судя по тому, что я миновал две закрытых двери, Найджел призывал меня в самый конец коридора, где по левой стороне обнаружилась приоткрытая дверь, ведущая в кладовку.

Лабрадор проник в это тесное помещение и жалобно заскулил. У меня оборвалось сердце.

– Ника?..
– позвал я.

Жена не ответила. Только Найджел запищал еще жалобнее и тоньше.

– Ника!
– я двинулся вдоль стены по периметру, сделал пару осторожных шагов и запнулся обо что-то мягкое.

Присел, ощупал препятствие и с ужасом осознал, что это - тело моей жены! Безвольное, неподвижное тело.

Получается, Ника упала? Но откуда? И если потеряла сознание - значит, сильно ушиблась? Я быстро заскользил руками от бедра, которое нащупал первым, вверх: первым делом нужно обследовать голову!

Пальцы ощущали упругость и тепло под тонкой тканью одежды. Живот, ребра, грудь, шея…

Что?..

Веревка?

Откуда у жены на шее веревка?!

Она что - решила расстаться с жизнью?

...из-за меня?

Нет! Нет-нет-нет! Не верю! Она не могла!

…но веревка под моими пальцами и неподвижное тело Ники словно кричали мне: могла! И сделала!

– Ника-а-а!
– я взвыл не хуже Найджела.
– Что ты натворила, Ника-а-а!

Забыв об осторожности, схватил жену за плечи, приподнял, и ее голова бессильно запрокинулась назад, затылком упираясь в мою ладонь.

Снять веревку… я должен снять веревку! Вдруг еще не поздно, и я сумею… дыхание рот в рот, массаж сердца… я же все это умел и разучиться не мог!

Веревка снялась неожиданно легко - она лежала на плечах жены в несколько витков, но свободно. В тот момент я был не в состоянии осознать, что это значит. Просто откинул моток прочь. Проклиная все на свете, снова уложил Нику на пол, сделал пару толчков в грудь, потом набрал побольше воздуха в легкие, склонился к губам жены, зажал ей нос, зафиксировал подбородок, прижался ртом к ее рту…

– А-а-фрр-фухх!
– жена мотнула головой, вырываясь из плотного захвата моих рук.

Задышала часто, со всхлипом.

– Ника? Ника! Говори со мной! Отвечай! Сейчас же!
– я снова схватил ее в охапку, прижал к своей груди, баюкая, как дитя.
– Зачем ты, родная? Как тебе такое в голову пришло? Прости меня! Прости! Я больше ни слова не скажу! Хочешь жить со мной - живи! Только не делай так больше!

Я говорил, говорил, целуя лицо Вероники, ловя губами трепет ее ресниц, смаргивая слезы, сглатывая горечь в горле, раскачиваясь, будто маятник, и не смея остановиться, словно от этого зависело, будет ли она дышать…