Свет твоих глаз
Шрифт:
– Думаешь?
– злость с шипением политого водой уголька захлебнулась и угасла у меня в груди.
– Я как-то не смотрел с такой стороны.
– Уверена. Хочешь, пойдем, я помою тебе голову и помогу переодеться в свежее. В душ тебе пока рано, но немного обтереть и освежить тебя - можно.
– А ты уже закончила с ужином?
– Да. Только мясной пирог в духовке доходит, но мы успеем.
В результате я все же настоял, чтобы Ника помогла мне принять полноценный душ: надевать чистое белье на несвежее тело было противно.
Родители приехали как по расписанию:
Не знаю, чего это стоило отцу и маме Вике, но стенать и плакать надо мной они не стали. Поужинали, делясь своими новостями. Согласились, что я правильно поступил, уйдя с поста генерального директора. Расспросили о визите доктора Слепнева и его прогнозах.
После ужина Ника стала собираться на прогулку с Найджелом. Отец пошел вместе с ней, а мама Вика осталась со мной. Заодно взялась прибирать вместо Ники на кухне.
– Ты тут хозяйничаешь, как у себя дома, - мимоходом заметил я.
– Так не первый раз, - с легким вздохом отозвалась мама.
– В смысле?
– не понял я.
– С того вечера, как ты заболел, мы каждый вечер приезжали. Нике одной по вечерам гулять опасно. Найджел - тот еще защитник. Так что папа с твоей женой на улицу шли, а я возле тебя оставалась, присматривала…
– Мама… - протянул я с упреком. Потом подумал и добавил.
– Спасибо.
– Мы любим тебя, сын, что бы там себе не придумал. И гордимся тобой.
– Виктория подошла, обняла меня за плечи.
Я потерся щекой о ее щеку, погладил и поцеловал ее пальцы. Слов не было. В носу щипало от щемящего чувства любви, благодарности и вины. Какой же я все-таки чурбан! Столько лет отталкивал родителей, и только сегодня узнал, что делал им больно вот этим своим отношением.
– Я тоже люблю тебя… и папу, - выдавил хрипло.
Руки мамы Вики обняли меня еще чуть-чуть сильнее.
– Знаем, сынок. Мы никогда в этом не сомневались!
42. Вероника. На грани
Первая радость пополам с облегчением оттого, что муж пережил грипп и пошел на поправку, быстро сменилась озабоченностью и тайной скорбью, которую я старалась скрывать даже от себя. Эд потерял зрение. Полностью. Единственное, что различал - это яркие источники света.
Меня не смущало, что придется оставить работу, на которую я только-только устроилась. Не казалось трудным заботиться о нем чуть больше, чем я привыкла. Я горевала о том, что сам Эд выпал из привычной ему насыщенной, полной задач и свершений жизни. Опасалась, что вынужденное безделье и полная зависимость от окружающих станут для него нелегким испытанием.
Даже пожилым людям, выходящим на пенсию, бывает непросто привыкнуть к тому, что их общественная жизнь и значимость сводятся к минимуму. Что же тогда говорить о молодом, талантливом, полном сил мужчине, который привык руководить целым предприятием?
Первые пару-тройку дней, пока утрясались разные юридические и рабочие вопросы, Эдуард держался, оставался собранным и деловитым. Почти таким же энергичным, как до болезни. Однако настал день, когда вся огромная махина бизнеса
Когда я сказала, что пора ехать на лечение - Эд сначала оживился, а потом скис.
– Что-то пока улучшений не заметно, - проворчал, морщась.
В его ворчании мне послышались жалобные нотки.
– Тебе доктор Слепнев десять уколов прописал, а мы еще только половину сделали, - напомнила осторожно.
– Может, когда пройдешь весь курс…
– Ладно, убедила. Постараюсь набраться терпения.
– Эдуард послушно пошел вслед за мной наверх: переодеваться.
Я, было, обрадовалась легкой победе. Как выяснилось через пару часов - обрадовалась зря. Мы вернулись из больницы, пообедали, и Эд ушел к себе в кабинет. Уселся за стол, включил компьютер, с помощью голосового управления начал искать и слушать новости, финансовые обзоры, биржевые сводки. Мне казалось, что ему это нужно, что он анализирует то, что узнал, продумывает какие-то планы… Я даже старалась не отвлекать его без надобности, и только в семь вечера рискнула нарушить его уединение: позвала ужинать.
– Ешь без меня. Аппетита нет, - буркнул муж.
– Уверен?
– Я что - недостаточно ясно выразился?!
– зарычал Эд.
– Ладно… проснется аппетит - скажи. Можно и позже поесть.
Я вернулась в кухню, села за стол - впервые одна. С трудом затолкала в себя половину картофелины и пару помидоров черри. Ужинать без мужа не хотелось, а его злобное рычание разбудило во мне воспоминания о первом муже. Мне ужасно не нравилось сравнивать Жабича со Скворцовым, но безжалостная память без спросу подкидывала сцены из прошлого. Те, в которых на меня вот так же рычали, ругали приготовленные мной блюда, спускали их в унитаз…
Нет! Эд - не такой! Он никогда не позволит себе того, что позволял Жабич!
Я очень хотела и искренне старалась в это поверить. Убеждала себя, что просто у Эда сейчас стресс, что ему нужно время, чтобы привыкнуть, приспособиться к новой жизни, и все же… Где-то в глубине души поселился страх - страх, что все повторится.
– Эд, пора выгуливать Найджела, - позвала я Скворцова, промучившись четверть часа и решив, что нет смысла заталкивать в себя еду через не могу.
– А что - отец не приедет?
– Эдуард сидел в темноте перед уснувшим компьютером и даже не пытался куда-то пойти и что-либо сделать.
– Нет, у него сегодня свои дела. И Виктория тоже с ним…
– Значит, сама погуляешь, - равнодушно бросил муж.
Я онемела от грубости и молча вышла. За себя я не боялась. В конце концов, со мной будет крупный пес. Страшно было оставлять Эда. Но, как назло, у Тимофея стояло очередное дежурство, а Евдоким и Виктория действительно отправились на какое-то мероприятие. Сказав себе, что Эд - не маленький ребенок и уж как-нибудь переживет мое недолгое отсутствие, я собралась, позвала Найджела и ушла в ночь.