Свет твоих глаз
Шрифт:
– Готово, - второй документ вопросов у Вероники не вызвал.
С ее помощью я снова оставил автограф.
– Вызови моего водителя. Отдай эти документы ему. Пусть отвезет на завод, передаст моей секретарше, - распорядился коротко.
К счастью, Ника мой деловитый тон поняла правильно. Похоже, прониклась значимостью принятых мной решений.
– А теперь помоги перебраться на диван в гостиной, - попросил я, закончив с деловой частью плана.
– В спальне належался. Хочу быть ближе к событиям.
Ника подошла, поймала мою ладонь, повела меня
– Садись, - развернула и поставила спиной к дивану.
Я сел, притянул Нику к себе на колени. Обнял:
– Ну, что ты, детка? Что за поцелуи украдкой в плечо?
– Соскучилась. А ты с утра такой суровый и неприступный, - пожаловалась она.
– Прости. Я… готовился к тому, что такой день настанет. Продумывал, что следует предпринять, если ослепну окончательно. И сейчас стараюсь выполнить все, как задумывалось. Правда, кое-что приходится корректировать на ходу…
– Почему?
– Потому что, составляя планы, я не знал, что у меня появится… появишься - ты. Жена. Теперь я стараюсь учесть и твои интересы тоже.
– Значит, юристов по семейному праву вызвал из-за меня? Что ты задумал, Скворцов?
Это был тот самый тяжелый разговор, отложить который я хотел на другой день, а лучше на неделю или две. Но Ника замечала все нюансы и в свойственной ей прямой манере задавала четкие конкретные вопросы.
– Пока ничего. Нужна небольшая консультация. Потом как-нибудь расскажу, - попытался соскользнуть с темы, и, на мое счастье, в этот момент затрезвонил домофон.
– Кто там? Тимофей или доктор Слепнев?
Ника слезла с моих колен, глянула на экран видеодомофона.
– Оба, - отчиталась коротко и тут же оповестила гостей.
– Открываю.
...Доктор Слепнев осматривал меня недолго. Посветил в один глаз, в другой. Посопел и повздыхал многозначительно.
– И что?
– поторопил его Тимофей.
– Сетчатка отечная, воспаленная. Говорить об изменении границ скотомы пока рано. Будем отек снимать. Может, еще и отстроится что-то. Эдуард Евдокимович, в глазном у меня полежать не желаете? Палату отдельную обеспечим.
– А без больницы как-то можно?
– Если будете каждый день приезжать на процедуры - можем попытаться амбулаторно… Правда, я намерен назначить вам инъекции в клетчатку позади глазного яблока, так что придется носить повязку на оба глаза.
Видеть жену я не мог, и даже не представлял, где она сейчас стоит или сидит, однако был уверен, что где-то рядом.
– Ника?
– окликнул ее.
– Я тут.
– Будешь возить меня на процедуры? Тебя это не затруднит?
– Буду.
– Ровно, спокойно, без заминки.
– Наверное, мне следует уволиться с работы…
– Не надо. Еще пару недель за свой счет тебе предоставят по моей личной просьбе.
– Спасибо.
Внезапно голос Вероники показался мне таким же сухим и деловитым, как мой собственный. Это оказалось неприятно. Отчего-то хотелось, чтобы Ника
– Лечение начнем завтра. Приезжайте часикам к одиннадцати утра.
– Доктор Слепнев убедился, что вопрос с госпитализацией закрыт, и принялся раздавать указания.
– А пока, Вероника, сделайте мужу повязку на глаза: он сейчас из-за отсутствия зрительного восприятия забывает моргать, а от этого роговица пересыхает.
– Все сделаем, - вместо Вероники ответил брат. Логично: это он у нас мастер по бинтованию.
Повязку на глаза мне сообразили сразу же, как доктор Слепнев откланялся. Ника помогала Тимофею и заодно запоминала, как накладывать повязку.
Потом все втроем уселись за обеденный стол. Аппетита у меня не было, да и орудовать ложкой совсем уж вслепую я не привык. Пришлось придерживаться пальцами за ободок тарелки, чтобы понимать, где она вообще находится. Пронести ложку мимо рта, к счастью, не позволяли какие-то другие органы чувств, помимо глаз, так что и с крем-супом, и с ризотто я справился. Насколько аккуратно - решил не уточнять. И без того на душе кошки даже не скребли - гадили!
После обеда уехал Тимофей. Спасать меня необходимости уже не было, а ему следовало отдохнуть перед очередным дежурством.
Я снова устроился в гостиной на диване. Нащупал пульт, который всегда лежал на одном и том же месте. Послушал новости: за несколько дней болезни пропустил довольно много. Ника все это время молча хлопотала в кухонной зоне - чем-то постукивала, что-то крошила, что-то варила.
– Такое чувство, жена, что ты не ужин на двоих, а праздничное застолье готовишь, - понимая, что возится она дольше обычного, пошутил я.
– Так родители твои заехать собирались, проведать тебя.
– И почему я слышу об этом только сейчас?
– меня накрыло возмущением. Не успел ослепнуть - уже все всё за меня решать собрались. И Ника туда же.
– Мое мнение что - уже ничего не значит?! Я - слепой, а не недееспособный!
– Эд! Ты что?! Я думала, ты рад будешь… - в голосе Вероники послышались недоумение пополам с обидой.
Это я тут обижаться должен!
– Не надо за меня думать, Ника! Я родителям этого никогда не позволял, и тебе не разрешу! Хочешь знать, почему я не планировал сегодня родителей приглашать?
– Почему?..
– тихо, со всхлипом.
– А ты представь, каким они меня увидят! С засаленными после болезни волосами, заросшего без бритья, с потресканными губами!
– я провел языком по запекшимся на губах корочкам.
– Мама Вика тут же ударится в слезы. Отец пойдет тайком курить, а потом так же тайком будет рассасывать валидол. Вот дня через три я смог бы предстать перед ними в куда более приличном виде!
– Я понимаю, ты так бережешь своих родителей, Эд… но их не обманешь. Пойми, им больно, что ты отгораживаешься, что не хочешь принимать ни помощь, ни поддержку! Это гораздо больнее, чем видеть тебя… таким.