Светлые аллеи (сборник)
Шрифт:
— Убийца!
В её голосе была страшная для меня убеждённость.
— Да, да, я в курсе, — вдруг неожиданно для себя грустно согласился я. Почему я так сказал и сам не знаю. Может, чтобы её не разочаровывать.
Словно испугавшись моих слов, паровоз заголосил, вагоны тронулись и убыстрились и вот поезд уехал, увозя Марью Захаровну в другие миры.
Я купил сигарет и пошёл домой, стараясь не наступать на асфальтные трещины. Было чего-то жаль и погрустнело как-то. Лучше бы она со мной дралась каждый день. — всё— таки здоровое проявление энергии, простые радости бытия, чем вот так. Я привык всю жизнь быть в роли жертвы, а тут неожиданно оказался в роли палача
А через восемь месяцев в феврале Марью Захаровну убили в тёмном переулке. Трубой по голове и всё. Видимо прельстились её шубой. Ни преступников, ни хотя бы шубы так и не нашли.
А у меня было железное алиби.
В завязке
Живёшь среди алкоголиков. Вокруг одни они. А я и сам раньше был адептом этого дела, а потом как-то прошло и стало неинтересно. Разочаровался как-то. Водка — это обман и ничего кроме обмана.
А непьющему трудно. Я и не сразу-то понял. А по первой честно ходил по гостям. Бегал, как самый трезвый за второй и третьей. Сколько раз бегал. А потом надоело. Надоело слушать эти душные пьяные разговоры. Смысл разговоров один — «Какие мы замечательные ребята!» Особенно, если собрались неудачники. Врут и себе и друг другу. Надоело смотреть, как человек пронзительно глупеет и разрушается от водки. Как слетает его красивая обёртка и высовывается похрюкивающее мурло. Редко когда высунется личико ребёнка. А женщины! Сидит такая божья хризантема, распустив лепесточки и шипы. Оттопыривает наточенный мизинчик, шуршит, как мышка шоколадкой и реснички так стыдливо скрещивает. Юбчонку на колени натягивает, чтобы чего не подумали. Золушка, Крошечка-Хаврошечка и Мать Тереза в одном стакане. Но несколько водок и начинаются метаморфозы. И начинает удивлять. Мать Тереза куда-то испаряется и остаётся мать-перемать, визгливый голос и в глазах: «Я не против». Отвратительно конечно, но что делать? Ведь громадная экономия времени. Трезвую её будешь совращать полгода, а это дорого и долго, да и результат под большим вопросительным знаком. А здесь один вечер, две бутылки и три раза за ночь. Ну ещё колбасу для романтизма можно нарезать. Но это я считаю уже извращением.
И замечаешь, что секса без водки у нас просто не существует. Особенно с кем-то новым. Здесь вам не Америка, здесь климат иной… А с пол-литрой тебя все мужики встречают с распростёртыми руками, а женщины с распростертыми ногами. А так хочется чего-нибудь ещё не заплёванного.
Да и не любят непьющих. «A-а, здоровей нас хочешь быть?!» или «Странный вы какой-то. Полгода у нас работаете и постоянно на работе трезвый. До каких пор!».
А в компаниях вообще беда.
— Чего отказываешься-то? Ты не думай, спирт хороший, без дихлофоса.
— Да, подшился не вовремя, — вру я, чтобы не объяснять, что не пью по идейным соображениям.
И люди довольны. Я хуже их. Я — алкоголик, а они ещё не лечились.
Но самое надёжное, чтобы отстали — это шокотерапия. На вопрос:
— А вы почему не пьёте? Своим несуразным поведением отравляете праздничный аппетит и жажду присутствующих — нужно самым обыденным тоном ответить:
— Извините, от гонореи лечусь. Нельзя мне — и почесать где-нибудь в паху. И всё. Этого достаточно. Мужчины на вас будут смотреть с уважением и рассказывать на кухне аналогичные приключения из своей половой жизни. Единственный минус — никого не удастся закадрить. А после танцев с вами, женщины будут бегать мыть с хлоркой руки.
И обидно, никто не верит, что можно бросить самому, без врачей и медсестёр. На голом энтузиазме. И что это
И ещё одна нехорошая деталька. Постепенно к моему дому заросла народная тропа и осталась только стежка, по которой хожу я один. Дружба — это вместе пить водку и, размазывая сопли, делиться наболевшим. Обниматься и брататься. А какая с вами дружба? Да и как подружится с человеком, не выпив с ним литра три-четыре? В голове никак не укладывается. Ни штабелями, ни на попа. И главное, какой смысл идти к вам в гости? И с чем? Чай попить и с женой можно.
Но самое тухлое — это праздники, особенно хронические типа Нового Года. Вы везде чувствуете себя лишним. И время растягивается, как баян. Все веселятся, а вам с ними скучнее, чем одному. Вся страна в запое, а вы почему-то нет. И чувствуешь себя птицей — ощипанной белой вороной или гадким утёнком, который вырос и превратился не в лебедя, а в гадкую утку. И внутренний голос вкрадчиво говорит: «Да накати рюмочку. Чего ты, как не знаю, кто?», но тут подключается другой, ещё более внутренний голос и тихо спрашивает в мозжечок: «А блевать?» Вы вздрагиваете и запиваете страх прежних ощущений лимонадом. Лучше 100 лет одиночества, чем одно утро похмелья.
Так что бросить пить — это не подвиг. Подвиг — жить непьющим. За это орден нужно давать. Или хотя бы грамоту от производства. А в некрологе написать: «Вёл здоровый образ подобия жизни».
Встреча
В банке, где я платил за нагоревшее электричество, ко мне подошёл мужик, худой такой и равнодушно одетый, и сказал:
— Здорово! Не узнаёшь?
Я пожал его костлявую руку, вгляделся в морщины и обрадовался:
— Васька! Ёлки-палки! Здорово! Помнишь наш гвардейский дисциплинарный батальон?
Мужик слегка чертыхнулся.
— Да нет, какой ещё Васька! — он снял с головы шапку и заулыбался, как для фотографии, — А так узнаёшь? Ну?
Эта апостольская лысина мне показалась смутно знакомой.
— А так Петя, — менее уверенно сказал я и уточнил — ЛТП, восьмидесятый год?
— Да нет же, я — Санька! — нервно сказал незнакомец и с надеждой спросил: — Узнаёшь Саньку?
— A-а, Санька! — наконец узнал я — Санька Пиночет! Век воли не видать. Два года на одних нарах… — и я шутливо пропел: — «Есть в Павлодаре маленькая зона…»
— Да нет, я — Санька Плужников — уже менее радостно и вздыхая сказал мужик — Мы с тобой в школе за одной партой сидели. Ну ещё Наталья Михайловна нашей классной была.
Было видно, что он уже жалел, что подошёл.
— A-а, Плуг! — снова обрадовался я. Мы вторично обменялись рукопожатиями и начали обмениваться впечатлениями о прожитой жизни.
В школе Плуг был отличником, но несмотря на это всё-таки выбился в люди и сейчас, по его словам, заведовал кафедрой кукурузоводства. Профессор ботаники с уклоном в агрономию. Женат, нажил машину, тёщу и детей. В общем всё нормально.
— Ну а ты как? — осторожно, как бы извиняясь за своё благополучие, спросил он.
Я рассказал, как я. Особо хвалиться было нечем, но и врать не хотелось. Работаю скупщиком краденного. Работа нервная, но нравится. Неженат, но имею две семьи. Также имею судимости и приводы в милицию. Воспитал троих детей. Двое из них уже сидят, третий под следствием. В свободное время изобретаю вечный двигатель.
— Это ты зря, — поморщился Санька.
— Что зря?
— Ну двигатель-то, — сказал Санька, — Бесполезно.