Светлые аллеи (сборник)
Шрифт:
Одним словом, женщина-монстр, дочурка Франкенштейна. Когда я узнал, что она к нам приезжает, я почувствовал лёгкую дурноту и липкость под мышками. Драться я не умел, тем более с женщинами, и тёща наверняка во мне будет разочарована. Скандалить и ругаться у меня тоже как-то не получалось. В экстрасенсов, подобных ей, я категорически не верил. Участь моя была очевидна. Но я надеялся, что всё это ненадолго. Приедет, осмотрится, увидит, что достойного противника нет, заскучает и уедет. Но предчувствия сжимали мою слабую грудь.
Несмотря на всё это, я старался держаться
— Ничего, — бодро сказал я Лизе — встретим старушку. Всё ж таки божья тварь.
— Смотри у меня — сурово сказала Лиза и дала мне фотографию, чтобы я опознал тёщу на вокзале. Я посмотрел на снимок и понял, что ошибся насчёт старушки. С фото на меня смотрело полнокровное судя по диаметру лицо с некрасивыми и малоприятными чертами. Особенно выделялись глаза — маленькие и безусловно злые. Они обозревали мир с подозревающим прищуром. Такой прищур обыкновенно бывает у пожилых параноиков. Прибавьте к этому самодовольную посадку головы и чрезвычайно волевой подбородок.
«Боже мой..!» — подумал я и, стараясь не смотреть на пивные, направился на вокзал. Через час я уже неискренне обнимал тёщу и мужественно ей улыбался. После некоторого раздумья она поцеловала меня в щёку. Это была рослая и очень крепкая, моложавая тётка с выражением лица «вижу, что подлец, но пока живи». Весовые категории у нас не совпадали. И фотография сказала правду. Действительно не лицо, а действительно морда. Но несмотря на это, как я заметил, она ощущала себя редкой красавицей. Видимо, это у них семейное. Взять ту же Лизу… И я догадался почему тёща, невзирая на внешность, имеет такой неадекватный успех у мужчин. Главное не кто ты есть, а кем ты себя ощущаешь. Ощущаешь себя красивым — будешь казаться красивым. Ощущаешь себя бедным — будешь всю жизнь бедным. Ну и так далее.
И ещё. Во время обнимания и братания с тёщей я вдруг понял, что намертво забыл её имя. Мамой я её естественно называть не собирался. У меня уже была когда-то мама и другой быть не могло. Тем более, такой. Я истерично рылся в памяти, но в голове крутилось почему-то только Настасья Филипповна из Достоевского.
Это мне не понравилось. На вокзале я, извинившись, позвонил из таксофона жене.
— Марья Захаровна, придурок! — сказала Лиза. Чувствовалось, что она тоже здорово волнуется. Обычно она меня так не называла.
Мы погрузили багаж в одно из стоящих под парами такси и, объезжая курей и пионеров, поехали по пыльным, навеки уснувшим улицам.
Марья Захаровна дорогой молчала и брезгливо присматривалась ко мне — видимо размышляла с чего начать. Вид у неё был такой царственный и нездешний, что шофёр перестал шутить и в его глазах появилось что-то холуйское. Я же буйно фантазировал о том, как вдруг из переулка вылетает гружёный кирпичом самосвал и под руководством пьяного водителя врезается в наш правый бок, где сидит Марья Захаровна, а мы с таксистом отделываемся лёгкими ушибами. Марья Захаровна же отделывается лёгкой смертью. Когда я в своих мечтаниях дошёл до сцены похорон, мы подъехали к дому.
Потом началась кутерьма, радостные
Отдохнув, Марья Захаровна решила узнать меня, как экстрасенс, поближе, то есть составить гороскоп и проверить мою ауру. Она верила этому безоговорочно, а гороскопы был её конёк. Марья Захаровна долго с сумеречным и таинственным видом водила в опасной близости от меня своими волшебными руками и часто сокрушенно цокала языком. Задевала также наводящие вопросы:
— Провалы в памяти бывают?
— Нет, — неуверенно ответил я, вспомнив, как забыл её имя на вокзале.
— А ночной энурез часто случается? — не успокаивалась она.
Я знал, что ночной энурез — это, когда ссышься ночью, и сказал:
— Нет.
— Значит не часто?
— Нет — это значит никогда.
— Никогда? Странно. Очень странно, — она пожевала губами — Такую ауру я видела только однажды. У моего второго мужа и знаете когда? Когда забирала его из морга. Такая аура бывает только у упырей и вурдалаков.
Час от часу не легче. Оказывается, я — вурдалак. Что-то очень сказочное и нехорошее. Я начинал понимать, почему зятья так любили с ней драться.
— Но самое страшное, — торжествующе развивала она — канал у тебя забит.
Мочеполовой? — испугался я.
— Нет, канал связи с космосом. И он даже не забит, а его нет совсем. А это считай, что инвалид. Человек отличается от животного именно этим каналом. Выводы делайте сами.
Лиза сделала и смотрела на меня расширенными от ужаса глазами. Злые глазки Марьи Захаровны тоже недоумевали. Я сидел в каком-то ступоре. Конечно я подозревал, что отличаюсь от других, но не до такой же степени!
Перешли к моему гороскопу. Марья Захаровна взяла мои исходные данные и порылась в своей пухлой тетради. И вдруг побледнела, как пельмень.
— Батюшки! — хрипло прошептала она — Один к одному. Как у Лаврентия Палыча. Даже час рождении совпадет.
— Какого Лаврентия Палыча? — спросила моя смышленая жена.
— Как у Лаврентия Палыча Берии, — тускло ответила Марья Захаровна и, нетвёрдо ступая, ушла работать в спальню. Не было её долго, лишь один раз она попросила принести валидол.
Вернулась Марья Захаровна совершенно потрясённая. Прочитала вслух мой до нелепости чудовищный гороскоп. И что-то в её отношении ко мне изменилось. Смотрела Марья Захаровна на меня уже как-то подобострастно и даже несколько по-собачьи — мол, что прикажите.
— А я-то всё гляжу, кого он мне напоминает. И характер-то точь — вточь. Такой же сексуальный маньяк. Постоянно на баб зыркает. Иногда мне кажется, любого зарежет и не задумается — убивалась Лиза. Марья Захаровна, хотя и делала скорбный вид, чувствовала себя как олимпийский чемпион после финиша.