Свирепый

Солсбери Дж. Б.

— Я не... — Я выдыхаю. — Не знаю, получится ли у меня это.

— Конечно, не получится. Потому что у тебя нет опыта отцовства.

Я отшатываюсь от ее слов. Не потому, что это неправда, а потому, что они причиняют боль.

Ванесса делает несколько успокаивающих вдохов.

— Вот, что я думаю.

Я внутренне напрягаюсь, неуверенный, что готов к тому, что она думает.

— У тебя нет ни знаний, ни желания быть отцом на полную ставку. Если Хейван захочет остаться в Нью-Йорке или захочет приехать, я думаю, ты должен придумать оправдание, почему она не может

этого сделать. Это не значит, что вы двое не можете поддерживать связь по телефону или что она не может приезжать раз в год на Рождество, но я говорю тебе сейчас: я слишком много работала, чтобы вырастить сильного, стойкого, уверенного в себе ребенка, и не буду жертвовать всем своим трудом, чтобы она стала зависимой от тебя.

— Хорошо.

Ее пристальный взгляд устремляется на меня.

— Что ты сказал?

— Хорошо. Ладно. Я понял. — Хейван всегда было и будет лучше без меня.

Ванесса прищуривает глаза.

— Не надо, Ванесса. Я не хочу с тобой ссориться.

— Я не ссорюсь.

— По твоему лицу не скажешь.

Она беззлобно смеется.

— Давай просто насладимся последним часом солнечного света.

На нас снова опускается тишина, но на этот раз она гораздо менее приятная, чем в первый раз. Я раскраснелся; кожа горячая, а внутри холодно. Возможно, это солнечный ожог.

Я закрываю глаза и наслаждаюсь оставшейся частью круиза по заливу, и когда капитан спрашивает, не хотим ли мы остаться до заката, Ванесса отвечает, что без куртки она бы предпочла вернуться.

Лодка мягко покачивается на воде, пока солнце садится за Стейтен-Айленд.

Стараюсь не обращать внимания на напряжение между нами, не зацикливаться на том, как быстро Ванесса перешла от спокойствия к враждебности, и присутствовать в этом моменте. И одновременно люблю и ненавижу то, как она возводит защитную стену между мной и Хейван. С одной стороны, я понимаю и даже ценю ее за то, что та держит нашу дочь на безопасном расстоянии от всего, что может причинить ей боль. С другой стороны, меня бесит, что Несс думает, будто я сделаю что-то, чтобы навредить нашему ребенку.

Не то чтобы я очень старался доказать обратное.

Месяц совместной жизни — недостаточный срок, чтобы доказать Ванессе, что я не причиню Хейван вреда. Но после истечения месяца, похоже, у меня больше не будет времени, чтобы доказать свою правоту.

И мне некого винить в этом, кроме себя.

— Несс?

Она поворачивается ко мне с настороженностью во взгляде, как будто готовится к спору.

Мне трудно не заметить, как оранжевый свет заката, смешанный с легким румянцем на ее щеках, усиливает зелень ее глаз.

— Я понимаю.

Ее брови сходятся вместе.

— С того момента, как ты узнала о Хейван, ты защищала ее от тех, кто мог бы причинить боль. Зашла так далеко, что вырастила ее на другом конце страны, чтобы обеспечить ее безопасность. — Я грустно улыбаюсь, думая о ней в новом городе, совсем одной с ребенком. — Ты построила всю жизнь вокруг нее. И, боже мой, она хоть понимает, как ей повезло, что у нее есть мама, готовая на это?

Ванесса моргает, и ее глаза наполняются слезами.

—

Я понимаю. — Тянусь к ней и беру ее руку в свою. — Время, которое я пропустил с нашей дочерью, на мне. Я не могу вернуться в прошлое и стать лучшим человеком. Но хочу, чтобы ты знала, что я очень благодарен за то, что у меня был шанс узнать нашу дочь. Даже если это всего лишь несколько недель, это больше времени, чем я заслуживаю.

— Хейс, — произносит она, прежде чем разрыдаться.

Я притягиваю ее к себе и прижимаю к своей груди.

— Ш-ш-ш... все хорошо. — Солнце исчезает с неба, а Ванесса безутешна в моих объятиях.

Раньше, когда она плакала, я делал все возможное, чтобы та перестала. Я ненавидел видеть ее расстроенной. До сих пор ненавижу. Но в этот раз я позволил ей плакать. Пока моя рубашка не промокла насквозь, пока ее тело не обмякло в моих объятиях. Я позволил ей плакать о поддержке, которую она не получила. О планах, от которых отказалась. О семьях, которые потеряла. И позволяю ей плакать обо мне. О всех тех способах, которыми я ее подвел.

Незадолго до того, как мы причаливаем к пристани, ее приглушенные рыдания затихают.

Я целую ее в макушку.

— Пойдем домой.

Мы молча надеваем туфли, и она опускает голову, полагаю, чтобы скрыть опухшие глаза и испачканные тушью щеки.

Когда вижу, что Эдмонд ждет нас на причале, я протягиваю Ванессе ключи от машины.

— Встретимся у машины.

Она фыркает и проводит руками по разметавшимся на ветру волосам.

— Я должна поблагодарить Эдмонда.

— Я поблагодарю его за нас обоих.

Это, кажется, немного расслабляет ее плечи.

— Спасибо.

Ей удается незаметно проскользнуть к машине, пока Эдмонд помогает пришвартовать лодку.

Когда присоединяюсь к нему на причале, он поворачивает голову, наблюдая за ней на сходнях.

— Что ты сделал? — спрашивает он с ноткой игривости в голосе.

— Сколько у тебя времени?

Он усмехается и поворачивается ко мне. Выражение его лица становится серьезным.

— Это она, да?

— Да, — вздыхаю я. — Это она.

Меня не должно удивлять, что Эдмонд помнит. После исчезновения Ванессы я сорвался. Он вытаскивал меня из пьяных драк и переворачивал на бок, чтобы я не захлебнулся рвотой после того, как потеряю сознание. Бог знает, какие вещи он слышал от меня. Без сомнения, это был самый низкий уровень в моей жизни, и он сидел в первом ряду.

— Я помню ее фотографию, которая была у вас в общежитии. — Он снова смотрит на нее. — Полагаю, ты получил ответы на вопросы, почему она стала для тебя призраком.

— Получил. В виде умной, талантливой и красивой семнадцатилетней девушки с моими глазами и моим характером.

У Эдмонда отпадает челюсть.

— Ни хрена себе.

Я хихикаю.

— Ага.

— Итак... — Он моргает и качает головой. — Черт, чувак. И что теперь?

Я засовываю руки в карманы и смотрю на причал между нашими ногами.

— Теперь я просто пытаюсь удержать их.

— Похоже, нам скоро нужно собраться и выпить, — говорит Эдмонд.

Я протягиваю и пожимаю ему руку.