Свободная любовь
Шрифт:
– Разве это не входит в противоречие с работой режиссера, который любит свой рисунок роли?
– Я не говорю о физическом рисунке. Я говорю о внутреннем рисунке. Да, режиссер может сказать: ты вот здесь прыгнешь, а здесь ляжешь. И я обязана это выполнить. Но если мне очень не хочется, я буду спорить. Пусть он меня убедит сперва, что мне необходимо прыгнуть или лечь. А вот как я сама выстрою и сделаю роль – если это умеешь, то, естественно, можешь сыграть любое. Про коммуналку, скажем, я знаю, я выросла в коммуналке. Я ничего не знаю про Гедду Габлер. Но я могу себе ее вообразить. С
– Ты произнесла слово «индивидуальность». А я вспомнила, как ты однажды сказала: неправда, что две яркие индивидуальности не могут ужиться. Имея в виду свой брак с Юрским.
– Есть еще много браков…
– Есть, но ты имела в виду свой. Когда ты узнала про себя, что личность? Притом яркая? В одночасье или постепенно?
– Я не узнала. Я и сейчас не знаю. Это меня спрашивали, я отвечала.
– Но ты про себя понимаешь, кто ты?
– Я актриса. Неплохая, наверное. Нет, я не отрицаю, что я, может быть, какая-то индивидуальность… Я мама. Я бабушка. Все.
– А где ты больше живешь – на сцене или в частной жизни?
– Я живу и там, и там. Если я на сцене, я на сцене.
– А если бы ужасная гипотетическая ситуация, что тебе надо выбрать между своей частной жизнью и актерской?
– Между семьей и актерством – я бы выбрала семью. Если бы была такая необходимость.
– А как ты выбрала Юрского? Имел значение талант? Пригожесть? Гражданский темперамент?
– Я влюбилась с первого взгляда. То, что называется удар молнии. Солнечный удар. Вот Юрский читает Бунина, как это называется? «Солнечный удар».
– У тебя первый муж – тоже личность, режиссер Лев Додин…
– Да. И когда я поняла, что меня ударило, я пришла и честно сказала Леве: прости, говорю, Лева, но я влюбилась. Он побледнел и спросил: боже, в кого? Я сказала: в Сергея Юрского. Он сказал: слава богу, ты б еще влюбилась в Иисуса Христа! Поскольку Юрский был недосягаем. Это была суперзвезда, как сейчас говорят. А я, когда увидела его живьем, была студенткой третьего курса…
– В результате ты его обольстила? Или…
– Вот будешь с Юрским говорить, у него и спроси. —Я спрашивала, он не сказал. Может, не помнит.
– Помнит, не хочет признаваться.
– Ну и правильно, это по-мужски. Насколько я понимаю, у вас очень гармоничный брак. А всегда ли так было? Были проблемы? У вас же действительно два разных характера.
– Да, конечно. Поэтому и уживаемся. Во-первых, я очень уживчивый человек, спокойный, не скандальный, не истеричный. Во-вторых, мне с ним настолько интересно, настолько не скучно! И не было скучно ни одной секунды в нашей сорокалетней жизни. За это можно простить все. В-третьих, нам есть о чем говорить
– Это очень важно – соскучиться по человеку. Но чему-то ты научилась в браке?
– Научилась готовить. И довольно прилично. Потому что когда я выходила замуж первый раз, я звонила сестре и спрашивала: а вермишель в холодную воду бросать или в горячую?
Какой-то мудрости научилась, конечно. И Дашка говорит, что, глядя на нас, она училась, как можно совместно жить.
– Про Дашку чуть позже. Дашка у нас появится, как и полагается в браке, не сразу. А пока я спрошу, что, по-твоему, самое важное в человеческих отношениях?
– Любовь. Потому что нельзя прожить сорок лет без любви. Так не бывает. И еще то, что мы люди одного взгляда. Не то что одного взгляда, а мы смотрим в одну сторону, и это необходимо. Потому что невозможно жить вместе с разными установками, внутренними, жизненными, идеологическими даже, будем так говорить. Это вражда тогда, а не близость. Соревнование. Ты мне недодал, а ты мне. Тщеславие, зависть. Это ужасно. Это невозможно. Это отпадает.
– Наташа, а как случилось, что ты поменяла фамилию Тенякова на фамилию Юрская? Я узнала, когда пропуск тебе заказывала…
– А назло.
– Кому?
– Когда были гонения на Юрского в Питере. Когда ему не давали работать, он был везде запрещен. Как диссидент. Когда его, в общем, выжили из города, и мы вынуждены были уехать в Москву. И начались такие гадкие уговоры, знаешь: Наташ, ну тебе-то зачем, тебя-то не трогают, останься в Питере, ты первая актриса БДТ, будешь играть все роли… То есть гадость несусветная. И как только начались эти разговоры, я в тот же день пошла и назло сменила фамилию на Юрскую.
– То есть ты еще его гражданская подруга?
– Конечно. Абсолютно.
– С тобой работали многие прекрасные режиссеры, но на вопрос: кто твой режиссер, ты отвечаешь: мой режиссер – Юрский.
– Да, он мой режиссер.
– А что это значит? Почему?
– Потому что я его актриса. Потому что ему со мной удобно. Ему со мной интересно.
– Он больше других тебя понимает?
– И я его больше других понимаю. Нам вместе комфортно. Он мой режиссер и учитель.
– Он выдумщик?
– О, огромный! Он не просто выдумщик, у него фантастическая фантазия. И в смысле меня разыграть – это за милую душу…
– Но ты ведь тоже выдумщица. Ты находишь настолько нетривиальные жесты, интонации…
– Хорошее воображение. А у Юрского фантастическое. Знаешь, я сидела дома, включила «Культуру», идут «Маленькие трагедии». Он – итальянец. Я верю, что он – итальянец. Хотя я знаю – это Юрский.