Своей дорогой
Шрифт:
Слуга вышел. Наступила продолжительная пауза; слышался только шелест бумаг, которые Дернбург разворачивал и просматривал одну за другой. Он становился все бледнее. Эгберт молчал и неподвижно стоял на прежнем месте. Много, очень много времени прошло, прежде чем дверь опять открылась, но на пороге показался не Вильденроде, а лакей.
— Господина барона нет в их комнате и вообще в доме, — доложил он, — должно быть, они уже уехали.
— Уехал? Куда?
— Верно, в город; они приказали кучеру заложить
Дернбург жестом отпустил лакея. Самообладание оставило его; он опустился в кресло, и с его губ сорвался вопль отчаяния:
— Дитя мое! Моя бедная Майя! Она всей душой любит его!
Потрясающим было горе человека, который бесстрашно шел навстречу борьбе, грозившей ему разорением, но не в силах был перенести несчастье своей любимицы.
Эгберт подошел и нагнулся к нему
— Господин Дернбург! — сказал он дрожащим голосом.
— Уйди! Что тебе надо?
— Эрих умер, а человека, который должен был занять его место, вы вынуждены оттолкнуть. Дайте мне еще раз, хоть на один час, право, которое я имел когда-то!
— Нет! — выкрикнул Дернбург подымаясь. — Ты отрекся от меня и моего окружения, ты потерял право разделять с нами горе. Иди к своим друзьям и товарищам, которые теперь ведут против меня толпу, сорвавшуюся с цепи, и которым ты принес меня в жертву; ты принадлежишь им, твое место там! Они сделали мне много зла, но ты больше всех, потому что ты был ближе всех моему сердцу. От тебя я не хочу ни участия, ни поддержки — лучше умру!
Старик вышел в библиотеку и с силой хлопнул дверью, давая понять, что всякой связи между ним и Эгбертом пришел конец.
24
Деревья парка шумели и раскачивались от ветра, грозившего к вечеру превратиться в ураган. Он гнал и крутил в воздухе красные и желтые листья, а над землей расстилалось серое, затянутое облаками, небо.
Майя возвращалась с могилы брата одна, так как Цецилия пожелала еще остаться и уговорила Майю идти без нее. Девушка, переживавшая самый расцвет весенней поры жизни, чувствовала тайный страх ко всему, что напоминало о смерти; ее влекли к себе жизнь и счастье рядом с любимым человеком.
На обратном пути она проходила мимо Розового озера, где Оскар когда-то впервые заговорил с ней о любви. Сегодня это место выглядело совсем по-другому, чем в тот майский день: землю устилали поблекшие листья, пожелтевшая осока окаймляла берега озера, казавшегося черным и неприятным при мрачном свете хмурого дня; в поредевших кустах больше не щебетали птицы, все было безмолвно и мертво, а далекие горы были окутаны плотной пеленой тумана.
Майя невольно остановилась, неподвижно глядя на это так печально изменившееся место и, вздрогнув от холода, плотнее закуталась в накидку. Вдруг она услышала
— Я искал тебя по всему парку, Майя, — торопливо сказал он, — и уже потерял было надежду найти.
— Я была с Цецилией на могиле Эриха. Она еще осталась там.
— Тем лучше, потому что мне надо поговорить с тобой. Ты согласна выслушать меня? — и, не дожидаясь ответа, барон притянул невесту на скамью.
Только теперь Майя заметила, что он в шляпе и пальто, а его лицо какое-то странно растерянное.
— Надеюсь, ничего плохого не случилось? — испуганно спросила она. — Папа?..
— Речь не о нем, а обо мне или, скорее, о нас с тобой. Майя, я должен сказать тебе нечто серьезное, важное. Ты должна доказать, что твоя любовь ко мне истинная, настоящая. Ты ведь любишь меня, не так ли? Здесь, на этом самом месте, ты отдала мне когда-то свое сердце. Я думал, что прошу твоей руки только для того, чтобы разделить с тобой счастье, жизнь, полную света и радости. Хватит ли у тебя мужества разделить со мной и горе?
Майя была ошеломлена этим внезапно обрушившимся на нее потоком слов; она дрожала.
— Оскар, Бога ради, что ты хочешь сказать? Ты пугаешь меня этими мрачными намеками!
— Я требую от тебя жертвы, большой, тяжелой жертвы. Ты принесешь мне ее?
— И ты еще спрашиваешь! Все, все, чего ты ни потребуешь!
— А если я потребую, чтобы ты покинула отца и родину и ушла со мной в чужие края, ты последуешь за мной?
— Отца? Родину? — повторила девушка не понимая. — Но ведь мы остаемся здесь, в Оденсберге.
— Нет, я должен уехать. Ты поедешь со мной?
— Я… я не понимаю тебя, — Майя вся дрожала.
Барон обнял ее и притянул к себе; в его лице не было ни кровинки, а в глазах пылал мрачный огонь.
— Я рассказывал тебе однажды о своей прошлой жизни, — начал он, — о неустанной погоне за счастьем, которое все убегало от меня, пока я не нашел его, наконец, здесь, в Оденсберге, в тебе. Ты помнишь?
— Да, — прошептала Майя. — Помню ли я! Ведь это было тогда, когда ты сказал, что любишь меня!
— Я не мог раскрыть перед твоим чистым, детским взором картину своего прошлого, — продолжал Вильденроде, — и теперь не могу, но в нем есть темное пятно…
— Несчастье? Да? — испуганно спросила Майя.
— Да, несчастье, которое сбило меня с пути истины и заставило пойти на преступление. Я хотел покончить со всем этим и начать здесь, возле тебя, новую счастливую жизнь, но вдруг эта тень снова вынырнула из прошлого и грозит отнять у меня тебя, Майя.
— Нет, нет! Я не позволю разлучить нас, что бы ни было в прошлом, что бы ни случилось в будущем! — горячо воскликнула Майя. — Мой отец — хозяин в Оденсберге, он конечно же защитит тебя!