Сволочь ненаглядная
Шрифт:
В семье у Зинаиды Егорке жилось не так уж плохо. Бабка любила внука, ее невестка тоже была незлым человеком, даже иногда покупала ботинки, с Ленькой они моментально подружились, только Павел недовольно ворчал. Но Егорка старательно не обращал на дядьку внимания. Жил же он в детском доме, где таких Павлов среди воспитателей роились тучи, а тут всего один мужик, можно и потерпеть. Хуже стало, когда померла баба Зина.
Перед смертью старуха подозвала внука, сунула бумажку и произнесла:
– Егорушка, здесь адрес твоих родителей. Уж прости меня, дуру безграмотную, так толком и не поняла, какое преступление они совершили, только обоих в тюрьму
Ошарашенный Егор только хлопал ресницами, пытаясь переварить дикую информацию.
– Ты к ним не ходи, – поучала бабка, – только если совсем край подойдет, ты не нужен там. Один раз они уже отказались от тебя и во второй не приветят, но адресок сохрани.
Край подошел примерно через год, когда разъяренный Павел вытолкал Егорку за дверь. Делать было нечего, пришлось отправляться к родителям.
Худенькая, какая-то прозрачная, светловолосая женщина, похожая на престарелую девочку, близоруко прищурилась и переспросила:
– Кто? Егор? От Зинаиды?
На секунду подростку показалось, что она сейчас захлопнет дверь, но Майя вздохнула и промолвила:
– Входи, раз пришел.
На маленькой кухне его угостили слабозаваренным чаем с твердокаменными карамельками. Пока Егорка пытался раскусить «Вишенку», Майя сухо завела рассказ о своих злоключениях. Через час у мальчишки голова пошла кругом. Оказывается, кроме выплывших из небытия родителей, у него имеется еще и сестра. Честно говоря, Егорка не очень поверил Майе. Мягко говоря, она выглядела странно. Худое, узкое лицо постоянно дергалось, левый глаз быстро-быстро моргал, на шее дрожала натянутая жила, а во рту, казалось, не осталось ни одного зуба. Еще хуже выглядел отец. Валентин сидел у стола, уставившись в одну точку. Лицо его напоминало маску – белое и без признаков каких-либо эмоций. Майя говорила и говорила, а муж не менял позы. «Слышит или нет?» – гадал Егор. Вдруг отец резко вскинул правую руку и велел:
– Дай!
Мать метнулась к подоконнику, схватила толстую тетрадь, ручку и протянула ему. Он моментально принялся писать.
– А где Настя? – спросил Егор.
– Тсс, – шикнула мать, – отец работает. Замолчи немедленно.
Воцарилась тишина, прерываемая только вздохами Валентина. Наконец он захлопнул тетрадь и встал. Дождавшись, когда он вышел из кухни, Майя пояснила:
– Валентин – гениальный поэт, лучший стихотворец современности, наша задача не мешать ему.
Егор почтительно слушал хвалебные речи, которым, казалось, нет конца. Потом все же еще раз спросил:
– Сестра где?
– Не хочу разговаривать на эту тему, – дернула щекой мать. – Мы с ней не поддерживаем никаких отношений.
Неделю Егор прожил у родителей, спал на кухне, на раскладушке. Вообще она словно не замечала сына, могла целый день и не вспомнить про обед для него, а Егор сам стеснялся открывать крохотный, полупустой холодильник. И только когда Валентин кратко бросал:
– Я проголодался, – мать неслась к плите.
Егор не мог понять, чем они занимались целый день. Валентин постоянно шкрябал ручкой в тетради, а Майя без конца писала какие-то бумажки. В маленькой квартирке стоял дикий бардак, по полу мотались клоки пыли, но ни отец, ни мать не обращали на грязь никакого внимания. Впрочем, их не травмировал текущий кран в ванной, мерзко воняющий туалет и нестираное, цвета асфальта, постельное белье. Быту они уделяли мало внимания, питались в основном геркулесом на воде, кефиром да овощами, которые Майя без всякого
– Чем это вы занимаетесь? – поинтересовался он утром.
Валентин, по обыкновению, промолчал. Майя оторвалась от очередного письма и пояснила.
– Ведем правозащитную работу, написали шесть книг о нашей пенитенциарной системе, переписываемся с организациями в разных странах мира. Вот, прочти.
И она сунула Егору в руку папку. Тот открыл обложку, потрогал различные послания с иностранными марками и пробормотал:
– Английского я не знаю…
– Да? – удивилась мать. – А в школе какой язык преподают?
– Английский…
– Чего же ты не выучил? – удивилась Майя. – Я большинство знаний вынесла из школы.
Егор смолчал, понимая, что его и родителей разделяет пропасть. В воскресенье Майя сообщила:
– Ну, Егор, навестил нас, спасибо, пора тебе домой.
– Но, – удивился парень, – я говорил же, Павел меня выгнал, я думал у вас пожить…
– Мы люди бедные, – отрезала мать, – инвалиды, пенсия копеечная, квартира крохотная. А ты уже взрослый, скоро школу закончишь. По-хорошему не мы тебе, а ты нам помогать должен. Лучше помирись с дядей и вернись назад. Извини, но нам с Валюшей некогда за тобой ухаживать, мы работаем целыми днями.
Егор молча оделся и ушел, решив более никогда не переступать порог родительского дома. Жил же он до этого, считая себя сиротой…
Домой к Павлу он не вернулся. Сначала просился к знакомым и одноклассникам на постой, потом устроился в художественное училище натурщиком. И здесь произошла встреча, коренным образом переменившая судьбу подростка.
Однажды, когда он, страшно устав после работы, натягивал одежду, за ширму заглянул Петр Владимирович Радзило, профессор, мировая величина, художник, известный в России и за рубежом.
– Притомился? – заботливо спросил он.
Это только кажется, будто труд натурщика легок. На самом деле стояние в одной, заданной позе страшно мучительно, и Егор кивнул.
– Какие планы у тебя на вечер? – поинтересовался профессор и, не дожидаясь ответа, прибавил: – Поужинаем?
Они поехали домой к Радзило, закусили и выпили, потом Петр Владимирович поставил красивую музыку, выключил свет…
Утром Егор проснулся потрясенный. До этого у него случались короткие связи с одноклассницами, но каждый раз парень, застегивая брюки, не испытывал ничего, кроме брезгливости. По большому счету, женщины его не привлекали, он ни разу не влюблялся. Зато сейчас испытал всю гамму чувств.
Егор поселился у Радзило. Работу натурщика он бросил, вел домашнее хозяйство, стирал, гладил, стряпал, пек пироги… Никогда еще в жизни он не был так счастлив. Петр Владимирович звал его «звездочка», и Егор готов был целовать любовнику ноги. Чем дольше длился роман, тем больше парень убеждался: он – женщина, заключенная по недоразумению в мужское тело, ошибка природы…
Похоже, Петр Владимирович разделял мысли своего любовника, потому что однажды отвел его в клинику и показал специалистам. Так начался долгий и мучительный путь превращения Егора в Стеллу. Сначала он прошел кучу собеседований и тестов, получив в конце концов паспорт на имя Стеллы Петровны Егоровой. Имя придумал Радзило, объяснив парнишке, что по-латински звезда – Стелла. Фамилию оставили на память о Егоре, а отчество юноша захотел взять в честь Радзило.