Сволочь
Шрифт:
— Хорошо, за всех вместе и за каждого в отдельности.
Мы выпили.
— А вы, дечонки, где учитесь? — поинтересовался Ярик.
— В КПИ.
— Надо же! Я тоже. Странно, что мы не встречались.
— Так Политех большой…
— Эт точно. Вы на каком факультете?
— Химико-технологическом. А ты?
— На инженерно-физическом.
— А ты, Майкл?
— Что? — невнимательно спросил я.
— Где учишься?
Я чуть было не брякнул, что учусь в Инязе, но вовремя
— В художественном, — сказал я.
— Да ты что! — восхитилась Леся. — Ты еще и художник?
— Что значит «еще»?
— Ну, кроме того, что ты. — Она замялась.
— Американец?
— Да…
— Леся, должен тебя разочаровать, американец — это не профессия.
— Я понимаю. Извини, я не то хотела сказать. Майкл, а ты нарисуешь мой портрет?
— Увы, — сказал я. — Не могу.
— Почему?
— Я дал клятву Леонардо.
— Какому Леонардо?
— Не какому, а какого. Леонардо да Винчи. Все, кто поступает в художественный институт, дают клятву Леонардо не рисовать и не писать портреты живых людей, пока не овладеют тайнами мастерства. Первая заповедь художника — не навреди.
— Снова шутишь?
— Я серьезен, как паровой каток.
— Значит, не нарисуешь?
— Нет. Я не могу нарушить клятву. Для меня это дело принципа.
— Ты такой принципиальный?
— Конечно. Принципы для меня — святое. Ради принципа я человека убью.
— Кошмар какой! — Леся на всякий случай отодвинулась.
— Не бойся, — усмехнулся я. — Один из моих принципов — не убий. Как в Библии. Я сам ему следую и другим спуску не дам. А если кто вздумает этот принцип нарушить, я его зарежу.
— Девочки, не обращайте внимания, — вмешался Ярик. — У Майкла чисто американское чувство юмора.
— Мы его прощаем, — улыбнулась Леся.
— Спасибо, — сказал я. — Хорошо быть американцем. Если я сейчас открою окно и помочусь в него, это не отнесут к моей невоспитанности, а спишут на мое американство. Попробовать, что ли?
Я встал. Ярик и Леся с Тасей испуганно уставились на меня. В это время в дверь постучали. Ярик досадливо поморщился.
— Войдите! — излишне гостеприимно сказал я.
Дверь открылась, и в комнату ввалились Серега и Павел. Серегины руки были заняты стаканами, Павел трогательно прижимал к груди литровую бутыль с полупрозрачной жидкостью.
— Привет, — сказал Серега. — Не помешали? Решили, типа, нагрянуть к вам, по-простому, по-соседски.
— И отлично сделали, — заявил я. — Что это у вас в бутыли?
— Самогон, — ответил Павел. — Бабкин. У меня бабка под Васильковом живет, такой первач гонит… Лучше всякой водки. Мы, это, подумали: грех, чтоб американец нашего самогону не попробовал. А мы точно не помешаем? — Он покосился
— Как можно! — искренне воскликнул я. — Гость в дом — бог в дом. Два гостя — два бога.
— И самогон, — напомнил Серега.
— Точно, — кивнул я. — Святая троица. Присаживайтесь, пацаны.
Серега с Пашкой присели на краешек кровати. Ярик бросил в их сторону косой взгляд. Леся поправила прическу. Тася глянула под ноги. Чтобы заполнить эту неуютную паузу, я спросил:
— А что, урожаи под Васильковом в том году были хорошие?
— Чего? — не понял Павел. — Какие урожаи?
— Ну, что там у вас растет.
— Все у нас растет.
— И хорошо растет?
— Нормально растет.
— А в прошлом году?
— Что в прошлом году?
— Нормально выросло?
— Нормально.
— Хоть одна приятная новость.
— Может, самогону выпьем? — предложил Серега.
— Отличная идея! — оживился я. — Девочки, вы как?
— Ни в коем случае! — возмущенно ответили те.
— А ты, Ярик?
Ярик глянул на бутыль, затем на девушек и с видимым сожалением покачал головой.
— Как хотите… А мы с парнями выпьем, верно?
Серега и Павел кивнули.
— Майкл, не пей, — сказала Леся. — Ты не знаешь, что такое деревенский самогон.
— Где уж мне, — хмыкнул я. — А ты знаешь, что такое американский муншайн?
— Нет.
— Жуткий самопал.
— Ты что, его пил?
— Ведрами.
— Тебе ж двенадцать лет было, когда ты из Америки уехал!
— Было двенадцать, стало двадцать один. Цифры поменялись местами, а суть не изменилась. Наливай, Павел.
Павел аккуратно откупорил бутыль и так же аккуратно разлил самогон по стаканам.
— Ну, — сказал Серега, поднимая стакан, — предлагаю выпить…
Закончить он не успел — в дверь снова постучали.
— Между прочим, прекрасный тост, — заметил я Сереге. — Войдите!
Новым гостем оказался Витя Богданович. На сей раз одет он был по-домашнему — в спортивный костюм и войлочные тапки без задников. В руках он держал пластиковый пакет, внутри которого что-то многозначительно позвякивало.
— Не помешаю, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он. Затем бросил взгляд на стаканы и бутыль и с укоризной добавил: — Пьете. А у нас, между прочим, завтра с утра лыжное мероприятие в Ворохте.
— А что, в Ворохту пьяных не пускают? — поинтересовался я. — Это село повальной трезвости?
— У нас государство повальной трезвости, — серьезно заявил Витя. — В свете последних решений ведется повсеместная борьба с пьянством.
— Не понял, — сказал я. — Если в государстве повальная трезвость, почему ведется борьба с пьянством?