Сволочь
Шрифт:
— Ходімо до зали? — сказал Вольдемар.
— А битися?
— Та ну його. Холодно.
— Так надо водки выпить.
— Маєш рацію. Ходімо.
Когда мы вернулись, Павел и Вольдемаров приятель сидели друг напротив друга за столом с рюмками в руках. Тася куда-то исчезла.
— А ще такі є,— рассуждал вслух гуцул, — що ти до них як добра людина, а вони до тебе як паскудний диявол.
— Кто такие? — сурово спрашивал Павел.
— Та хоч би й жона моя. О! — заметил он меня с Вольдемаром. — Вже побилися?
— А то, —
— Ну, так сідайте, вип’ємо.
Вольдемар разлил водку по рюмкам. Неожиданно вернулась Тася в сопровождении Вити и официанта.
— Вольдемар, — с упреком молвил официант, — ти що тут хуліганіш?
— Я? — возмутился Вольдемар. — Не маю такої звички.
— Кажуть, побився з кимось.
— Клевещуть. Хто казав?
— Оця чічка і отой бурмило.
— Кто? — не понял Витя.
— То, певно ж, ви, пане.
— Нет, что еще за бурмыло?
— Это такое деликатное обращение, — объяснил я. — Садись, Витя, водочки выпьем.
— Так міліцію не звати? — на всякий случай уточнил официант.
— Ветеринара клич, — буркнул Вольдемар, — щоб він тобі клізму зробив.
— Ти мені ще подекуй! [36]
— Від подекуя чую.
Официант ушел. Витя присел к нам за стол. Тася наклонилась ко мне.
— Спасибо, Майкл, — тихонько сказала она.
— Не за что, — ответил я.
— Есть за что. Ты за меня вступился.
36
Ты мне еще похами! (зап. — укр. диалектн.)
— И что?
— Ты ведь не за каждую бы…
— Само собой, за каждую.
— Ты серьезно?
— Совершенно.
Тася некоторое время стояла молча. Затем взяла со стола бутылку с водкой, налила себе рюмку, выпила залпом и закашлялась.
— Гаряча чічка, — покрутил головой Вольдемар.
— И такі бувають, — привычно отозвался его приятель.
Тася налила вторую рюмку.
— Хватит, — сказал я.
— Не твое дело.
— Мое. Выпьешь всю водку, а нам что?
— Да подавись ты своей водкой! — Тася выпила рюмку до дна, швырнула ее на пол, разбив вдребезги, с грохотом поставила бутылку передо мной и выскочила из зала.
— Має характер, — заметил Вольдемар.
— Забагато характеру, — уточнил его приятель.
— Дура, — подытожил Витя.
Из ресторана мы вышли около полуночи и нетрезвой кавалькадой двинулись в сторону турбазы. Небо совершенно расцвело от созвездий, под полукругом луны переливался снег, темно-зеленая, почти черная река бежала по снегам змеящейся лентой, брызгая и пенясь, шумел водопад.
— Бывает же на свете красота, — задумчиво проговорил пьяненький Витя. — Ведь можем же, когда захотим… Американец!
— Чего? — отозвался я.
— В Америке такая красота бывает?
— Не знаю.
—
— Витя, ты помолчать можешь?
— Могу…
Несколько минут наша группа молча стояла на мосту, глядя на воду.
— Просто сердце замирает, — нарушил тишину Витя. — Знаешь, о чем я сейчас думаю?
— О чем?
— Я думаю: шо ж оно такое «бурмыло»?
— Какое «бурмыло»?
— Забыл? Официант меня так в ресторане назвал.
— И правильно сделал.
— Обидеть хочешь?
— Не хочу.
— А все равно обижаешь. Посмотри на меня.
— Ну?
— Нет, ты внимательно посмотри.
— И что?
— Видишь, какой я обиженный?
— Вижу, — хмыкнул я, теряя остатки романтического настроения.
— А знаешь, кто меня обидел?
— Знаю. Хочу извиниться — за себя и за природу.
— Принимается. — кивнул Витя, безвольно уронив голову на грудь. — Опять же — река. Ты как американец меня поймешь. Если у истоков своих вертеться, так и останешься ручейком. Родничком. Будешь бить из-под земли и вокруг расплескиваться. А чтобы стать рекой и во что-то впасть, нужно набраться. Не в том смысле, конечно. Нужно набраться смелости и убегать, убегать от истока. Течь надо. Жить надо. Надоело мне все, американец.
Витя замолчал. Затем вскинул голову и объявил, обращаясь ко всем:
— Лекция закончена. Прошу проследовать на турбазу.
Через пару минут мы были на месте, но расходиться по комнатам не хотелось. Одни закурили, другие просто стояли и негромко разговаривали.
— Слышь, Майкл, — сказал Павел, — а где твой друг?
— Какой?
— Ну, этот… Ярик.
— Не знаю, — ответил я. — У него сегодня романтический вечер. Он, кажется, достучался до сердца глухого красавицы томной.
— Ты о ком?
— О Лесе.
— Или, к примеру, дерево, — напомнил о себе Витя. — Чем дальше от корней, тем ближе к небу. А то б одни пеньки росли. Американец, мне хочется в небо!
— Надо было в космонавты идти, — ответил я. — Паш, Серега, — добавил я тихо, — если у Ярика что-то наклюнется, можно у вас в номере переночевать? Не хочется им мешать.
— Без проблем, — ответил Павел. — Разместимся.
— А Ярик, типа, сразу с двумя замутил? — уточнил Серега.
— В смысле?
— Ну, этой. подружки Лесиной. Ее тоже чет не видать.
— Таси?
— Ну да, Таси. Шустрый твой Ярик. Не ожидал от него.
— Я тоже.
— Американец! — позвал меня Витя.
— Что?
— Забери меня в Америку.
— Что ты там делать будешь?
— Найду что… Я человек серьезный, партийный… Такие всюду нужны.
— Смотри, Витя, уволят тебя с работы за такие разговоры.
— Не уволят. Некому увольнять. Все хотят в Америку.
— Так уж и все?
— Все. Дерево хочет в небо, река хочет к устью. Силы притяжения перестают действовать. Связи рвутся, все расползается на куски.